Идеальный дизайн. Книга без картинок, но с примечаниями
Шрифт:
В сознании дизайнеров прилагательное «визуальный» обретает качественное значение и допускает сравнительную степень, если иметь в виду зрительную силу и меру зрительной самодостаточности графической вещи. Елена Черневич почитала ничем не замутнённую визуальность и мягко укоряла меня за приверженность к словесным истолкованиям зрительных образов. Я возражал: глаз – прямое продолжение головного мозга, и отделить зрительное впечатление от умственного усилия невозможно. Имея дело как с картинками, так и словами, дизайнер визуализирует (наделяет конкретной формой) тексты и надписи и в тоже время вербализирует (наполняет конкретным литературным смыслом) зрительные образы, специально созданные или отобранные из числа готовых.
При этом у меня нет сомнения в существовании абсолютно визуальных
Сверх-визуальность – замечательное качество. Но хорошему дизайну угодна и высокая, скажем так, вербальность. Слова и картинки сочетаются в разных количественных и пространственных соотношениях. Они могут быть физически разнесены, предельно сближены, совмещены посредством наслаивания друг на друга. Но визуальность и вербальность всегда неразделимы. О качественном несоответствии дизайна и заключённого в нём словосмысла уже говорилось.
Разумеется, работа со словом как таковым приходится в основном на долю авторов и редакторов. Однако и дизайнер не свободен от этой работы, ведь благодаря ему слово овеществляется и попадает в реальное пространство. Оформляемую книгу не грех прочитать, чтобы оформить её изнутри или хотя бы только снаружи. Зачастую именно дизайнер привносит колонэлементы, упорядочивает и развивает структуру аппарата книги. И почему бы ему не написать для издания заметку об особенностях графического оформления, ведь они от текста неотделимы? Работая над плакатом или чем-то подобным, дизайнер зачастую выступает и в роли полноправного сочинителя надписей. Далее: вся пространственная организация любого графического материала (левее – правее, выше – ниже) подчиняется, помимо пластической логики, общему принципу развёртки текста. И вообще: дизайнеру очень полезно владеть универсальным словесным языком, чтобы точно изъясняться на особом языке соположений, изображений, отображений.
Припоминаю плакат в тёмно-синих тонах. Прославляя типографию LiniaGrafic!, дизайнер фотографически изобразил бутылку с поникшим горлышком. На бутылке нет этикетки, и надпись, сочинённая, по всей видимости, самим дизайнером, гласит: «Без этикетки грустно». В совокупном контексте изображения и слова ощущается неточность высказывания. Ключевая фраза плохо вяжется с пропагандой печатных услуг, но вполне подошла бы для рекламы технологии приклеивания этикеток.
Вернусь к визуальности. Бог с ней, с далёкой и таинственной Японией, пусть она (визуальность) не достигает вожделенного абсолюта, но как обстоит дело с практической наглядностью? Обеспечивает ли графическая вещь подобающий зрительный комфорт? На нём держится качество различных диаграмм, карт, схем, указателей. Смотрю на схему линий московского метро. Она, мягко говоря, несовершенна,а значит и функционально ущербна. Этой вещи, не менее важной, чем сотня иных книжек, никак не удаётся пройти через руки мало-мальски грамотного дизайнера. Приходится подумать об удручающем культурном несоответствии. Одного подобного упущения достаточно, чтобы можно было серьёзно усомниться в полноценности отечественной графической культуры. Я убеждён, что при столь скверных транспортных указателях проблематична и совершенная в графическом отношении книга. Даже если дизайнер книги не ездит в метро.
самовитый дизайн
К теме данной главы я уже подступал, рассуждая о содержательности и хорошей форме.
Чудесное хлебниковское слово «самовитый» (63) самоистолковывается как «самоявленный», «самостийный» или, в оценочном качестве, «самоценный».
Самовитость желанна в любом созидательном деле, включая и графический дизайн. Она ни коим образом не привносится, а пронизывает все формальные качества. Дизайнер с развитой зрительной чувствительностью усмотрит или утвердит её в самой заурядной графической вещи. Хорошая вещь, хорошая форма всегда активно самовита и, возможно,
В графическом объекте не всё объяснимо одними лишь практическими соображениями. Для хорошего дизайна недостаточно соблюсти предписания «брендбука» и удовлетворить запрос пресловутой «фокус-группы». Самовитость утверждается и самоутверждается безотносительно к теме, факторам визуального комфорта и информативности, но при этом не мешает функциональности (64). О том, как важна самовитость дизайну для нужд самих дизайнеров, – им ведь по профессии тоже нужны книги и плакаты – нет смысла говорить специально (65).
Самовитость в дизайне не выходит за рамки дизайнерской же специфики. Здесь неуместны упования на нарочитую художественность, аппеляции к высотам чистого искусства. Хороший дизайн прекрасно обходится без особого художественного элемента («арт-дизайн» – надуманное понятие, почти нонсенс) (66). Самовитость – результат трепетного отношения к целому и всякой детали на всех этапах создания вещи.
Пожалуй, больше всего о самовитости, о музыке своего материала, говорят шрифтовые дизайнеры (67). Впрочем, тихая музыка может зазвучать не только в изящной литере: в абзацном отступе и межстрочном пробеле, в неполной концевой строке, в том числе и висячей, в положении картинки на странице и просто крае листа, в розетке растровых точек и перекрытии красочных слоев, в плакатном образе и технической схеме, в афише и книге.
Страшно сказать, но я договорился до дизайна для дизайна, чистого дизайна. Пойду, однако, ещё дальше.
Кто в советское время не слышал, как дизайнера укоряют за пижонство. Боясь, что подобное обвинение в ходу и сейчас, хочу защитить вдохновенных «пижонов». В графическом дизайне, как и чистом искусстве, допустимы деструктивные и парадоксальные приёмы, семиотические трюки, всяческие сдвиги и инверсии, протестные и иронические жесты, жесты остранения. Пусть иногда будет странно или даже нарочито некрасиво (68). Пусть дизайнер куражится, эпатирует, шутит, играет (69) – подобное не должно превращаться в табу даже в сугубо прикладной деятельности. Пусть будет: если это работает на культурное соответствие, помогает дистанцироваться от пошлости; если подано внятно, дозированно, тонко; если не содрано и выглядит как откровение, как проявление зрительной чувствительности и раскрепощённой творческой воли. Пусть в дизайне утвердится свобода, не меньшая, чем в чистом искусстве. Заказные внешние ограничения должны звать к раскрепощению не слабее, чем мятежные артистические порывы (70).
Несколько слов о такой неизъяснимой вещи, как тонкость. В дизайне она не столь редкая гостья, как может показаться. Чего стоит одна лишь типографика, если к ней относятся с умом и трепетом. Тонкость даётся в малом, неожиданном, пограничном, неуловимо дерзком, едва заметном, но всё же явном. Истинная тонкость не насаждается, но служит наградой за проникновение в суть и структуру вещи. Умение делать тонко (и грубо одновременно!) дано многим голландским дизайнерам: национальные профессии безусловно существуют. Русские, если и хотят чем-то блестнуть, поразить, очаровать, прибегают к исчисляемым «художественным» штучкам. Тонкость противостоит отнюдь не брутальности, а манерности как заведомо неудачной попытке утончения.
Пожалуй, ничто не приносит такой зрительной радости, как графические тонкости и признаки самовитости. В общем слава «пижонам» и «тонкачам», двигающим профессию дизайнера!
органичность
Возможно я трактую этот термин слишком вольно, но более подходящего слова не нахожу.
Понятия «органичность» и «самовитость» перекликаются, так как оба связаны с модернистским представлением о правде материала и технологии (71). Для некоторых эта правда дороже косметической обработки формы, дороже начётнического совершенства. Однако стремление к органичности не чуждо и перфекционисту.