Идеальный мерзавец
Шрифт:
— Нет. Мне плевать.
— И все же позвони своему дружку Воронцову, спроси.
— На хрен тебе сдались эти игры в кошки-мышки, отец? Ты плохо слышишь? МНЕ ПЛЕВАТЬ, кому достался этот дом! Плевать, что с ним сделали. Да хоть бы и публичный дом открыли или снесли с лица земли!
Отец меня не слышал. Продолжал:
— Никогда не видел тебя таким, как сейчас. Никогда раньше мой сын не сдавался. Так какого черта ты сдаешься сейчас, Марк?
— Блять, — выдохнул я сквозь зубы. — Психоаналитик посоветовал наладить отношения с родственниками? Карму
— Я устал, а ты победил, Марк, — просто ответил он. — Ты был прав, когда говорил, что твоей жизнью стали шлюхи. Моей тоже. Только мне уже поздно что-то исправлять, а тебе — еще нет.
— Мне тоже поздно.
— Неужели? Твой Воронцов переоформил недвижимость на Кипре на имя Веры Алексеевой. Что скажешь на это?
Кровь в жилах превратилась в жидкий азот. Мне вдруг резко стало «не плевать».
— Почему? — выдохнул я. — Ты ведь знаешь почему, по лицу вижу.
— Знаю, — отец улыбнулся.
Сердце забилось быстрее, так сильно, что еще чуть-чуть и проломит ребра. Воронцов и Оля видели Веру в клубе, в ту ночь, сколько недель назад? Но зачем им было поступать именно так?… Я потер грудь, татуировка заживала, и кожа нестерпимо чесалась, хотя душ принять тоже не помешало бы.
— Твоя мать сказала, что на этот раз ты влюбился, — продолжал отец, — И, судя по тому, что ты за все это время даже ни одной другой женщины не коснулся, что предпочел элитных шлюх — бомжам, а марочному виски — дешевую водку, это действительно так. Знаешь, мужчины любят иначе. Страдают они тоже как могут. Ты, Марк, злился и ненавидел меня после своей свадьбы, но ты не доводил себя до такого состояния, как сейчас. Ты можешь продолжить, а можешь сейчас узнать, ради чего тебе стоит жить дальше.
Хотелось все-таки врезать ему в челюсть, но я почему-то сдержался. Что-то зудело в груди, что-то горячее, понятное, ясное, бывшее не поверхности, что я предпочитал игнорировать, потому что от одной мысли об этом сердце ухало в пятки.
— Скажи мне, — прошептал я, глядя в упор на отца. Тот продолжал улыбаться. — Я хочу знать. Да, от тебя. Скажи мне, почему Воронцов так поступил с домом.
Бестужев-старший кивнул. Распахнул пиджак, и я увидел квадратную фотку. По привычке отшатнулся, потому что слишком часто делал то же самое, отточенным верным движением я протягивал женихам фотографию, которая могла уничтожить все.
Отец перевернул ее белой рубашкой кверху.
Он оставлял мне выбор.
Я мог не взять ее из его рук. Мог узнать все сам, просто чуть позже. А еще мог развернуться сейчас и уйти, обрубив всё и никогда больше не интересоваться ничем, что было связано с именем Веры.
Мой отец прекрасно знал, как я отрывался на женихах и поэтому не мог отказать себе в том, чтобы отплатить мне той же монетой.
Держи, Марк, и посмотри на фотку. Если хватит смелости. Мы были одного поля ягоды. Яблоко от яблони, как говорится,
Фотка в его руках чуть подрагивала. Квадратная, странная форма, вместо привычных девять на пятнадцать. Откуда берутся такие квадратные снимки? Это скрытая камера? Фотка с камер наблюдения?
Что я сейчас увижу?
Я протянул руку и взял фотку. Скользнул огрубевшими пальцами по холодному глянцу с другой стороны, как слепец, пытаясь нащупать ответы.
А потом резко перевернул ее.
— Поздравляю, Марк, — прошептал мой отец. — Думаю, ты будешь хорошим отцом. Куда лучшим, чем я.
А после он ушел, так и не дождавшись от меня прощаний или каких-либо слов, потому что я так и стоял посреди парка со снимком УЗИ в своих руках.
ГЛАВА 61
Вера
— Вера Алексеева?
Я замерла возле раскрытой двери, глядя на высокую женщину в шубе на пороге моей квартиры. Даже лестничная клетка подъезда за ее спиной казалась неуместной, бедной и обшарпанной. Я тут же уловила обостренным нюхом тонкий аромат, но от ее духов меня не тянуло бежать к раковине, как, скажем, от удушающих паров дешевого одеколона в метро.
Темно-русые волосы лежали мягкими волнами на плечах и тонули в мягкой и теплой, даже судя по виду, длинной шубе.
— Да, — ответила сбитая с толку я. — Что вам нужно?
Я с трудом встала с постели, когда услышала звонок в дверь. И лежала я там не накрашенная, а еще я была вся зеленая от постоянной тошноты. Так что в своем пятом, пусть и удобном, спортивном костюме, растрепанная, я чувствовала себя странно рядом с этой женщиной. Ведь не почту же она разносит?
— Могу я зайти?
Это глупо впускать в дом неизвестных, но это правило, наверное, не работает тогда, когда у них на плечах шуба миллионной стоимостью? Что она может украсть в моей съемной квартире, где самое дорогое и будет ее собственная шуба?
И все же я не шелохнулась с места, по-прежнему стоя в проходе.
— А вы по какому вопросу?
— Кажется, вы подавали резюме в одну из моих фирм.
Вот тут я впала в еще более сильный ступор.
— В одну из ваших фирм? У вас директора ходят по домам кандидатов?
Она улыбнулась, качнув волосами. Сверкнули сережки. Похоже, это не мне, а ей следует аккуратнее быть с тем, чтобы заходить в чужую квартиру с такими-то украшениями.
— Можно сказать и так. Вы меня впустите?
— Ладно. Прошу прощения за беспорядок. И за внешний вид.
— Ничего, вы же меня не ждали.
Она сбросила шубу, оставшись в узких брюках, сапогах и таком мягком, как одуванчик, кашемировом свитере. На сапогах, которые она сняла с длинных ног, не было ни капли грязи, словно она залетела по воздуху в мою квартиру, а не пришла пешком. Создавалось впечатление, что эта женщина действительно одна из небожительниц. И что она делает в моей узкой и темной прихожей, мне было невдомек.