Идеальный враг
Шрифт:
Шайтан и Гнутый переглянулись. Зверь нахмурился еще больше. Он действительно сильно изменился, он лишился обычной своей уверенности, твердости, во взгляде его сквозило подозрение — и этим он стал похож на Рыжего.
— Было ли что-то необычное в поведении Курта? — спросил Павел.
И Зверь осторожно кивнул:
— Да… — Он замолчал, глядя себе под ноги, то ли вспоминая что-то, что ли стараясь что-то забыть.
— Ну?.. — поторопил его Павел.
— Он не хотел идти с нами, — сказал Зверь. — Он требовал, чтобы мы остановились и вызвали подкрепление.
— Сбил? — у Гнутого вытянулось лицо. — Тебя?
— Да, — сказал Зверь. — Сбил. Он просто толкнул меня, и я отлетел. И в это мгновение появившиеся киберы открыли огонь. Я почти уверен: в тот момент, когда Курт толкнул меня, киберы ничем себя не выдавали. Иначе я первый бы их увидел.
— Ты хочешь сказать, — Гнутый попеременно смотрел то на Павла, то на Зверя, — что он предугадал появление киберов?
— Похоже, он с самого начала что-то чувствовал, — неохотно признал Зверь.
— Да он же находка для нашего взвода! — саркастически буркнул Гнутый. — Как бы нам его переманить к себе?
— Это еще не все… — медленно проговорил Зверь, обводя взглядом лица товарищей, словно раздумывая, надо ли продолжать. — Когда меня допрашивали… Со мной говорили не только люди из спецотдела и службы внутренней безопасности… Ко мне несколько раз приходили другие. Одетые в серое, в дымчатых очках. У них круглый белый шеврон на рукаве… Я так и не понял, откуда они. Так вот, их совсем не интересовало мое дело. Они спрашивали лишь о Курте. О том, как он себя вел. Не заметил ли я чего-то странного в его поведении… Они задавали твои вопросы, Писатель. Ты случайно не знаешь, что это за люди? Ты с ними не знаком?
— Белый круглый шеврон? — переспросил Гнутый, наморщив лоб. — Я что-то слышал… Видел… Да, я встречал этих людей. Однажды. В Неваде. Мы сопровождали какой-то груз. И на месте нас встретили эти люди: в серой одежде, в очках, с белыми кругами на рукавах. Мы тогда решили, что это какие-то яйцеголовые умники.
— И теперь эти самые яйцеголовые умники из Невады зачем-то прибыли к нам, — задумчиво сказал Зверь. — Для чего? У тебя есть какие-то мысли по этому поводу, Писатель?
Павел молча пожал плечами.
— Ты точно не хочешь ничего добавить? — Зверь пристально смотрел на него.
— Я сам пока ничего не понимаю, — сказал Павел.
— Не нравится мне все это. — Гнутый усиленно тер лоб, словно у него болела голова. — Помнишь колдуна-африканца, с которым мы служили в Малинди? — обратился он к Зверю. — Тот тоже что-то предсказывал. Потрошил петухов и лягушек. А потом распотрошил себя… Вот и теперь: во второй роте маг-пуэрториканец объявился. У нас немец-прорицатель… Ох, не к добру все это.
— А я тоже гадать могу, — сказал Шайтан. Гнутый глянул на него, усмехнулся:
— Помню-помню. Никогда
— Разве я ошибся?
— И приглашение на свадьбу! От моей жены и моего лучшего друга!
— Если бы ты не был так завистлив, ты радовался бы, что два этих человека наконец-то встретили друг друга.
— Если бы я был ближе к ним на пару тысяч километров, я бы явился на торжество в полной боевой выкладке и устроил бы такой салют в честь молодоженов, какой и экстерры не видывали!
— Ладно, пора, — оборвал Зверь разговорившихся товарищей. И уже в дверях вспомнил:
— Да, вот еще что… — Он обернулся. — Эти люди в серой одежде советовали мне помалкивать.
Павел понимающе кивнул:
— Хорошо.
— Но я не люблю, когда мне советуют, — ощерился Зверь. И Павел подумал, что разжалованный капрал все же нисколько не изменился.
Шли дни. Что-то менялось, что-то оставалось неизменным.
С левого глаза Арнарсона сняли повязку. Зрение удалось сохранить, а вот со слухом у Викинга по-прежнему были проблемы — ухо воспалилось, загноилось, острая боль простреливала череп.
Живич, оправдывая свое прозвище, уже вовсю бегал по палате. Доктор ругал непоседливого пациента, грозил, что специально распустит швы на животе, и тогда рядовой будет вынужден ходить, руками придерживая свои вываливающиеся кишки. У доктора был своеобразный юмор.
Павел уже почти освободился от гипсовых и титановых оков. Ключица была в порядке, колено не беспокоило, ребра вроде бы тоже, хотя снимать плотный, мешающий дышать корсет еще не позволялось. Доктор обещал оформить выписку через пару дней. Но настоятельно велел в течение двух последующих недель ограничить физическую нагрузку.
Забот у медицинского персонала прибавилось. В соседней палате лежал переведенный из реанимации рядовой Тил. Он, как Арнарсон и Живич, попал под пули киберов, но ранения его были куда более серьезны: док говорил, что военная служба Тила закончена. После выписки и увольнения ждут его медаль, инвалидность, разовое пособие и пенсия.
В палате напротив вот уже два дня обитали два угрюмых бойца из четвертой роты. У одного была сломана челюсть, у другого пробита голова. На вопросы, что с ними случилось, они давали один и тот же ответ — упали. Павел, да и не только он, догадывался, благодаря кому они упали так неудачно.
“Грязное солдатское белье должно оставаться в казармах…”
Капрал Некко устанавливал свои порядки…
В тихом конце коридора, в палате-одиночке, что рядом с операционной, лежал уорент-офицер из вещевой службы — ему на днях вырезали аппендицит.
Каждый день заглядывал в процедурную неестественно веселый сержант из второй роты. Он лечил что-то венерическое, все никак не мог вылечить. Получив порцию уколов, он обязательно забегал в палату к своему новому другу Живчику, чтобы обсудить прелести сестер.