Идеальный враг
Шрифт:
С первого июля все системы, все службы и подразделения Форпоста начали функционировать в нормальном режиме боевого дежурства, но для Павла перемены эти прошли незамеченными. Разве только товарищи стали приходить чуть реже. И новости, которые они приносили, несколько изменились: меньше стало бытовых подробностей, больше разговоров об оружии, о предстоящих рейдах, о разведывательных данных по зоне ответственности Форпоста.
Слушая рассказы товарищей, Павел чувствовал себя заключенным. Он был заперт в четырех стенах, они отгораживали его от настоящей жизни,
Док, терпеливо выслушивая жалобы пациента, говорил, что лечение продлится никак не меньше двух недель.
Две недели в заключении, и это в то самое время, когда Форпост только начинает работу! Это была самая большая несправедливость в жизни Павла. По крайней мере так считал он сам.
Дни, проведенные на больничной койке, изменили его.
Павел стал более раздражительным, возбудимым. Теперь он почти не улыбался, а шутки его стали колкими. Впрочем, Павел этого не замечал. И только когда приходила Тина, он снова становился собой
— Мы уезжаем завтра, — сказала Тина, глядя Павлу в глаза. — Рано утром. Зайти к тебе не будет возможности.
Мама, стоя за кроватью, украдкой вытирала слезы. Серьезная Наташа сидела на постели, осторожно держала брата за пальцы, высунувшиеся из гипсовой скорлупы.
— Я вам буду писать, — сказал Павел. — Вы за меня не волнуйтесь, я поправлюсь.
— Доктор сказал, что у тебя все будет в порядке, — сказала Тина, чуть улыбнувшись. — Даже нос твой останется прямым.
— Вы уж извините меня, что так получилось, — вздохнув, сказал Павел. — Испортил вам весь отдых.
— Ну что ты, сынок. — Мама положила мокрую от слез руку ему на лоб. — Мы очень рады, что побыли у тебя. Вчера твои товарищи приходили к нам в гостиницу, рассказывали о тебе много хорошего… Ты все сделал правильно. Не переживай.
Наташа сжала ладонь брата.
— У меня для тебя подарок. — Она расстегнула свою маленькую сумочку, сунула в нее руку.
— Что там у тебя? — улыбнулся сестренке Павел.
— Это тебе на счастье. — Наташа зажала что-то в руке. — Месяц назад мы классом ездили в Крым, и на пляже я нашла это… — Она разжала кулак. На маленькой ладошке лежала старинная монетка. — Учитель сказал, что раньше была такая примета — бросать деньги, чтобы потом вернуться на это место… — Наташа вложила монетку в руку брату. Сказала с нажимом: — Я хочу чтобы ты вернулся.
— Спасибо, — сказал Павел. — Может быть, мне скоро дадут отпуск. И я приеду к вам.
— Будем ждать…
Они говорили еще долго, все никак не могли наговориться, не могли расстаться. Они понимали, что сегодняшний разговор последний и не известно, когда еще доведется встретиться. Наконец мама поманила за собой дочку:
— Пойдем, Ната. Подождем Тину на улице.
Они поцеловали Павла, прижались к нему на прощание, потом одинаково отстранились, словно оторвались, и вместе вышли из палаты, синхронно оглянувшись на пороге.
Павел и Тина остались наедине.
Какое-то время они напряженно смотрели
— Паша!
Он приобнял ее, чувствуя себя страшно неловким.
— Помнишь, что ты мне обещал? — спросила она, уткнувшись в его плечо.
— Когда?
— Ночью. Возле гостиницы. Ты обещал вернуться. Что бы ни случилось. Ты слово давал! Помнишь?
— Да.
— Ты вернешься?
Павел ответил не сразу. Тина подняла голову, посмотрела ему в глаза:
— Обещай, что вернешься!
Павел кивнул осторожно.
— Постараюсь. Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю!
Она снова припала к нему. Прошептала горячо:
— Я люблю тебя!
— Я всегда тебя любил, — сказал он.
Вечером следующего дня ему рассказывали, как они уезжали.
Рейсовый автобус немного задержался, и мама волновалась. Тина несколько раз выходила за КПП, смотрела на дорогу. Наташа сидела на единственном чемодане, играла стреляной гильзой, которую подарил ей Шайтан.
Проводить их пришел лейтенант Уотерхилл. Он стоял чуть в стороне, прислонившись к смолистому стволу высокой сосны и все приговаривал:
— Вы не волнуйтесь. Мы Павла в обиду не дадим. Не волнуйтесь. Все будет хорошо ..
Когда бус наконец-то пришел, на остановке появились запыхавшиеся Гнутый и Цеце. Несмотря на раннее время, они все же сумели покинуть казармы и даже смогли проникнуть в закрытый для посещений медицинский модуль. С собой они принесли диктофон.
— Привет, ма. — Голос Паши звучал немного сонно, запись была сделана несколько минут назад. — Я очень хотел бы вас проводить, но кровать моя далеко не уедет, хоть она и на колесах. Я рад, что вы меня навестили. Ма, ты не переживай. Я буду часто писать. И мы скоро увидимся, я уверен… Натаха, выше нос! Твой подарок сейчас у меня в руке… Тинка, ты слышишь меня? Я вернусь. Я обязательно вернусь. Обещаю…
Опаздывающий водитель ругался, грозился бросить не желающих занимать свои места пассажиров. Гнутый взывал к его совести. Цеце просто угрожал расправой. Лейтенант Уотерхилл на всякий случай прошел в КПП, наказал дежурным пока не открывать ворота.
— …Я вас всех люблю, — последние слова Павла. — Счастливого пути.
Шипение и щелчок — словно жирная точка.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Лечение идет нормально. Мне уже позволено самостоятельно передвигаться на костылях. Должен сказать, это не лучший способ перемещения из возможных. С нетерпением жду, когда снимут гипс и железные оковы. Док говорит, что освободит меня не раньше чем через неделю. Если я выражаю недовольство темпами лечения, он ворчит. Утверждает, что в старые времена с такими травмами я провалялся бы в койке целый месяц.