Идея фикс
Шрифт:
Сейчас, изображая на полотне открывающийся с площадки перед замком вид, женщина хотела передать утреннюю манящую прелесть озера с деревянным помостом для катера и склоненными к зеркальной воде ивами. Чуть ближе — бархатно постриженный луг с желтыми огоньками неизбежных одуванчиков, а на переднем плане каменную балюстраду в стиле барокко и стоящий на ней вазон: белый фарфор и бледно-розовые, едва распустившиеся пионы. Пионы привлекали ее больше всего, но и завораживающий фон упустить было просто невозможно. Прошло уже пятнадцать лет, но все еще трудно поверить, что
Конец мая — чудесное время! Все цветет, радуется, благоухает, окна четырех этажей сияют праздничным блеском, садовник с гордостью проводит экскурсии гостей по саду и оранжереям — поместье Флоренштайнов три века славится в Европе своими цветами. А гостей здесь всегда много. Два дня назад домой прибыла Софи с целой компанией университетских друзей. После праздничного ужина графиня объявила: у молодежи свои занятия, у нее — свои. Ничто на свете, кажется, не могло бы заставить ее поступиться своими привычками — такими приятными, изысканными, разумными.
Вставать в девять утра, пить кофе на балконе спальни, выходящей к озеру, затем совершать ряд приятнейших дел, часть которых относилась к заботам по хозяйству, а большинство — к занятиям по самосовершенствованию. Если тебе за сорок, или, вернее — под пятьдесят, а выглядеть необходимо на тридцать, то для этого следует приложить немало усилий. Попотеть на тренажерах, выдержать натиск массажистки, немного заняться лицом, капельку — волосами и уж всерьез — гардеробом. Здесь нельзя упустить ни единой мелочи.
Даже у мольберта графиня выглядела так, словно позировала для рекламы. Узкие брючки, свободный шелковый балахон ручной росписи, черные волосы схвачены бирюзовыми кольцами, на шейном шнурке покоится крупный, усыпанный бирюзой золотой крест. Она чуть щурит на солнце едва подведенные оленьи глаза — нельзя же писать в темных очках! Кроме того — глаза великолепны, скрывать их просто грех. Даже если никто и не смотрит, а гармония с окружающей красотой должна быть соблюдена. Графиня была влюблена в свой мирок и не сомневалась, что он отвечал ей взаимностью.
— Ма! Господи, ты торчишь здесь уже целый час… — Заспанная Софи с разбегу чмокнула ее в щеку и, вспрыгнув на каменный парапет, огляделась. — Потрясно! После Парижа наше провинциальное захолустье просто завораживает. Особенно утром. — Она потянулась, откинув голову с копной смоляных кудрей. — Не понимаю, как можно дрыхнуть до полудня в такую погоду.
— Если ты о своих друзьях, дорогая, то господин Хасан, кажется, совершал какой-то ритуал на рассвете. Во всяком случае, горничная доложила, что в его спальне стонали или пели. — Графиня оттенила стебель пиона темно-зеленым мазком и тут же прошла тем же тоном вокруг. — Вот всегда так — не могу удержаться, чтобы не перетемнить. Это от боязни сладенькой красивости. Заразили меня твои умники тухлым нигилизмом.
— Ма, — бухнувшись в плетеное кресло под огромным полотняным зонтом, Софи подставила лицо
— Если уж ты решила загорать, сними пижаму… — Графиня собрала краски. — Скажи, это теперь модно — ненавидеть все буржуазное? А заодно пренебрегать приличиями и гигиеной.
— Ах, мы же расслабляемся! Всем надоело жить по расписанию. Сорбонна — не курорт. А Кеннет редко моется, потому что у него сыпь от воды.
— От занудства, — беззлобно уточнила графиня. — Предупреди хотя бы Линду насчет завтрака. У нас не отель, и мы не можем носить кофе в постель каждому из гостей.
— Да не создавай ты проблем! Воспринимай их визит как пикничок на природе. Все просто. — Девушка рассмотрела босую ступню: — Гравий колючий.
Графиня рассмеялась — пикничок в замке с трехсотлетними традициями! Этим юным господам повезло, что отец в отъезде. А то пришлось бы выходить к столу при галстуке, переодеваться к обеду, а ужинать в смокингах.
— Генрих ведь появится дома через неделю? Вот пока и оттянемся без церемоний. — Сбросив верх пижамы, девушка, ничуть не смущаясь, осталась с обнаженной грудью. — Мне необходимо загореть.
— Выглядишь ты отлично, детка, и без загара и без протокольного костюма. Но у нас старомодная прислуга.
— А сама снималась в «Плейбое»!
— Тогда я еще не была графиней. Начинающая актрисулька Снежина Иорданова… Но скандал разразился грандиозный. — Снежина присела под огромный полотняный зонт, где стоял большой стеклянный стол для домашних обедов или завтраков. — Не надо шокировать стариков, детка.
К ним направлялась пожилая горничная Линда, исполнявшая обязанности домоправительницы. Софи прикрылась распашонкой.
— Яйцо всмятку, тосты со сливовым джемом, кофе… — продиктовала Снежина прислуге и сделала паузу.
— А мне — огромные сандвичи. С паштетом, сыром и копченым окороком, — добавила к меню завтрака Софи, затем быстро сообщила матери: — В воскресенье все разъезжаются. Но мы затеваем бал и танцы с фейерверком. Я приглашу своих старых друзей. Ты — своих, — она едва заметно подмигнула матери.
Между ними с самого начала сложились дружеские отношения. Снежина научила маленькую дочку называть ее Ина и рассказывать все самое важное. Когда они приехали в Германию, Софи было десять, и все думали, что она — младшая сестра Ины. Та же копна черных жестких кудрей, те же огненные глаза со смоляными ресницами, а главное — смех, звучащий постоянно, словно праздничные колокольчики. Став хозяйкой поместья, Снежина несколько изменила манеры, сочтя уместным акцентировать мягкий, доброжелательный, но в то же время требовательный аристократизм. Так она представляла себе супругу графа Генриха Флоренштайна — представителя одной из самых древних ветвей прусской аристократии.