Идея фикс
Шрифт:
Итак, сняв комнату в портовом районе Генуи, синьор Гесслер приступил к выполнению своей карательной миссии. Сбор информации, слежка, нападение… У него дух захватывало от этой перспективы. Деяния неизвестного маньяка станут показывать по телевизору и описывать со смаком самые горластые журналисты. Он сбережет эти ценнейшие материалы, чтобы развлекаться в старости приятными воспоминаниями. А Гуго собирался жить очень долго.
Сид по телефону сообщил Арчи, что отбывает на время в Саудовскую Аравию для выяснения необходимых подробностей. Ему пришлось рассказать, что дочь Снежины похитил некий Мухаммед Али-Шах — премьер-министр Фаруха, считающий, что Софи — его наследница.
— А
— Пока нам не удалось поговорить о деле. Она встревожена пропажей дочери и попросила меня… Нет, я сам предложил ей смотаться в Фарух. Извини, что немного затягиваю… Сам понимаешь — это не дешевая прогулка. За счет графини.
— Понимаю… Девочка чертовски, привлекательна. И страна… Полная шляпа экзотики.
— Позвоню, когда что-нибудь разузнаю, — пообещал Сид и поторопился прервать связь. Ему не хотелось вступать в дискуссии и пытаться объяснить Келвину причины поездки. Он просто не сумел бы это сделать. Лишь в самолете, направлявшемся в Каир, откуда предстояло добираться до места назначения, Сид осознал истинные мотивы своего спонтанного поступка.
В имении Флоренштайн, среди блеска и роскоши музейных вещей, он понял, что искать клад теперь бессмысленно. Граф, имеющий деловые отношения с Россией, очевидно, сумел разобраться с крымским сокровищем и, заключив тайное соглашение с русскими, извлек из предприятия немалую прибыль. Процветание поместья и всего семейства свидетельствовало об огромных финансовых возможностях. Сид также верил, что графиня не станет скрывать этого — ведь полученная четверть века назад от Анжелы пленка принадлежала русскому боссу, погибшему на следующий день. Судьба преподнесла Снежине подарок. В данном случае — справедливый. Смешно не взять того, что само плывет в руки.
И разве он мог не предложить помощь этой женщине? Ему нравилась Снежина. Нравилась ее манера держаться, ее картины, совершенно не совпадающие, как ни странно, с эстетическими пристрастиями Сида. Его удивила проницательность и деликатность обладательницы столь прекрасного лица, благозвучного имени и — огромного состояния! Она угадала его авторство, его характер на подписанном дядей полотне и поспешила освободить от ужаса голубой спальни. Интуиция, осведомленность? А когда Сид, ступающий по гребню черепичных скатов, услышал тихий, чуть насмешливый голос, ему показалось, что над ним прошумели крылья ангела. Ангела-спасителя. Она поспешила отвязать шарф и притянула им к себе всерьез надумавшего распрощаться с жизнью парня.
В тот вечер Сид пребывал в странном состоянии. Вернувшиеся вдруг воспоминания о Гуго ди Ламберти толкали его в омут депрессии. Но беззаботная прелесть весны, дружеская поддержка графини и обаятельная Софи помогли Сиду удержаться. Ему захотелось стать таким же, как все эти ребята, прибывшие на карнавал, — нормальным парнем, собравшимся подурачиться, выпить, потискаться в стогу с симпатичной девчонкой…
Похоже, графиня решила, что Сид полез на крышу ради Софи. Несомненно, редко кто может устоять перед этой светящейся радостью самоуверенной красоткой. Но Сид не способен влюбиться. Он поднялся на чердак, когда рухнул Пауль, помог ему развязать руки и забраться в люк. Тот грязно ругался и повторял: «А тебе самому слабо?»
— Почему бы и нет? — равнодушно сказал Сид. Не объяснять же, что у него кружится голова даже на балконе, а вид мостовой под окнами, словно притягивающей жертву, вызывает рвотный спазм. Может, это не такой уж плохой финал? Свалиться с крыши к ногам подвыпивших лоботрясов. Пусть думают, что парень погиб ради белого шарфика Софи. Романтическая история, слезы графини, она и Арчи, стоящие у гроба, измученная угрызениями
Сид позволил Паулю связать за спиной свои руки и выбрался из люка на крышу. Еще пребывая в воображаемом будущем — на своих печальных похоронах, он машинально сделал несколько шагов и вдруг увидел все — блестящую в колеблющемся свете факелов черепицу, вздымающееся в двадцати метрах от него облачко белого газа, а внизу… Господи… Сид зажмурился, сердце ухнуло и замерло. Ноги одеревенели. Не он, отстраненно анализирующий происходящее, а его живое телесное существо завопило от страха — оно не хотело, отчаянно не хотело умирать!
Голос Снежины поддержал Сида, словно спасательный круг гибнущего в волнах человека. Дыхание его выровнялось, утихла дрожь в коленях. Сид почувствовал уверенность в себе и даже какую-то лихую удаль. Она назвала его победителем и везунчиком! А следовательно — пусть будет так! Он не мог разочаровать Снежину и не мог не отправиться на поиски Софи. Пусть графиня думает, что смельчака сразили чары его дочери. Какая разница? Чтобы вновь почувствовать вкус к жизни, ему нужно пройти через испытания. Пусть это будут испытания во имя Софи и Снежины Флоренштайн! Они никогда не узнают, как здорово помогли Сиднею Кларку. Тому самому проклятому судьбой парню, который выбирался из очередной ямы лишь для того, чтобы снова угодить в следующую…
После разрыва с Гуго Сид отсудил у дяди наследство матери. Он пытался возбудить дело о сексуальном домогательстве Гуго ди Ламберти, но вскоре понял, что выбрал противника не по силам — этот скользкий тип умел воздействовать на органы правосудия. Борясь с искушением отомстить обидчику, Сид поспешил покинуть Милан. В Сиэтле, на родине отца, осталась двоюродная тетя, которая могла бы хоть как-то помочь племяннику. Мисс Саймон жила одиноко, скромно и с трудом припомнила, кто же такой навестивший ее Сидней Кларк. Тете перевалило за восемьдесят, и она не уставала твердить, что никак не может помочь парню деньгами, а только советом. Подарив ей бутылку итальянского ликера, Сид удалился. Старушка же выполнила обещание, рекомендовав внучатого племянника своему давнишнему знакомому, имеющему на берегу озера гараж прогулочных и спортивных катеров.
Сид начал новую жизнь. Мистер Джо Дарсет оказался настоящим трудягой. В молодости он возглавлял профсоюзы докеров, любил баварское пиво и бесконечные разглагольствования насчет честного труда. «Мозолистые руки и чистая совесть — вот на чем держится государство и ваш собственный кошелек», — талдычил он молодым парням, вкалывавшим в его мастерских.
Сид очень скоро заработал мозоли, да не какие-нибудь — кровавые. Ему поручили самое гнилое дело — разобрать насквозь проржавевший катер. Каждый винт, засевший в обшивке, требовал от Сида огромных усилий. Болели, как от побоев, мышцы, под брезентовыми перчатками вздулись и кровоточили ладони, в ноющей голове тяжело ворочались все известные ему ругательства. Приходя вечером домой — в маленькую комнату рабочего общежития, — он падал в кровать и засыпал. Изнурительный труд был лучшим лекарством от ненужных воспоминаний. Парни из мастерских посмеивались над новичком, но вскоре, кажется, зауважали. Он ни с кем особо не сближался и не вступал в откровенные беседы. По договоренности с Джо Дарсетом, никто из коллектива гаража не знал, что парень являлся законным акционером их предприятия, вложив в дело Дарсета весь унаследованный им капитал. Сид был очень доволен сделкой. Однажды он узнал, что даже увеличил вложенные деньги, но не взял дивидендов, поскольку решительно не знал, куда их деть. Ни собственного дома, ни даже автомобиля Сид заводить не собирался. Пока он знал лишь одно — чем больше устаешь, тем меньше думаешь.