Идея фикс
Шрифт:
— Вам можно составить компанию? — На табурет рядом с Пламеном присела соблазнительная пышечка с огненными волосами.
— Чудесный парик, мэм. — Похлопав под мышкой, где профи обычно носят пистолет, он наклонился к курносому круглому лицу. — Я на работе, крошка. Выслеживаю опасного преступника. Прости, свидание в следующий раз.
— Хмм! А я что — на отдыхе?
Пламен взглянул на часы: если в ближайшие полчаса он не увидит Лару, то славно напьется в ее честь и забудет обо всем. Напрочь. Навсегда.
— Потанцевать же тебе можно? — без особой надежды поинтересовалась рыжая. — Для конспирации.
— Не откажусь,
— Думаешь, он здесь? — насторожилась рыжая.
— Возможно, и так. — Он вздохнул, все больше входя в роль сыщика.
Пары танцевали тесно, томно, обнявшись. Молодежный репертуар тут, видимо, был не в ходу. Еще бы! Среднестатистический возраст дам на прикидку не меньше полтинника. А кавалеров — 25. Судя по обилию драгоценностей, мехов, сверкающих вечерних туалетов, музыку заказывали леди. Склонив голову к груди своей дамы, Пламен упорно прочесывал толпу, двигаясь «челноком».
Кажется, это был вальс-бостон или другой медляк, непосредственно переходящий в лирические ласки. Лишь отдельные виртуозы на мгновения разъединялись, проделывая смелые па. Пламена задел юный силач, извинился, но рыжая толстушка успела налететь на другую пару. Удерживая ее, Пламен толкнул в спину высокую блондинку, пробормотал «простите» и окаменел. Кажется, он на мгновение вырубился, лишившись слуха и зрения. Перед глазами стояло мельком попавшее в «объектив» лицо — Лара!
— Эй, тебе здорово отдавили ногу? Шпильки — страшное оружие. Кстати, меня зовут Кэт, — трясла его за руку толстуха. — Парень, ты жив?
Пламен лишь проглотил слюну — в горле мгновенно пересохло. Он боялся обернуться, убедиться в ошибке, но она сама выплыла слева, ведомая опытным танцором.
— Тот самый? — шепнула Кэт.
— Похоже…
Кэт рассмеялась:
— Я поняла! Никакой ты не сыщик. Ты жену выслеживаешь. Вон как облинял — ни кровиночки.
— Прости, мне надо выпить. И подумать. — Оставив партнершу у дверей зала, Пламен отправился к бару. Теперь он видел ее очень хорошо. Даже слишком. В синей тафте, в объятиях молодого парня. Молодого, сильного и красивого. И смотрела она точно так же, как тогда, в Крыму, на Пламена — радостными, манящими глазами.
Красивая стала, еще лучше… Но зачем ей жиголо? Таким женщинам должны дарить дворцы и драгоценности за одну ночь принцы или голливудские звезды… Он машинально заказал и выпил кампари. Не самый любимый напиток. Так что же, что?
«Постой, чего ты бесишься? Ты расстался с ней четверть века назад. Возможно, у нее уже такой сын, как этот красавчик. Мой сын… — Пламен с усилием растопырил пальцы — он едва не раздавил в кулаке бокал. — Вспомни, зачем приехал. За отпущением грехов. Проследишь ее до отеля, нанесешь визит завтра и выложишь все, что должен был сказать давным-давно. Потом попросишь прощения и удалишься». — Пламен поймал себя на том, что бормочет вслух. И еще на мысли бросить все и напиться до беспамятства. Забыться. Не мучить ни себя, ни ее, не расковыривать старые раны. Жить как жилось. Но именно этого он не мог сделать теперь. Не мог уйти, не посмотрев ей в глаза…
Лару охватила давно забытая легкость и бесшабашное веселье. Сид оказался славным парнем. Он нравился ей, несмотря ни на что. А она — ему.
— Давай начистоту… — предложила она, как только
Сид покраснел! Потом пристально взглянул на нее из-под густых нахмуренных бровей:
— Нет… Вообще-то я здорово умею врать. И сейчас должен делать именно это, но как назло не могу. Ты, вы… вы прекрасная женщина, Лара. Я бы непременно влюбился в вас по-настоящему. Но вышло так, что совсем недавно я встретил ту, которую не могу забыть. Это смешно?
— Так и должно быть, Сидней… Но бывает, к сожалению, редко. Не можешь забыть! Восхитительная старомодность. Я полагала, с романтическими иллюзиями у молодежи давно покончено.
— Я тоже. — Сид пожал плечами: — Не пойму, как это произошло. Но произошло, это верно. Как ни печально осознавать.
— Надеюсь, мы не отменим ужин? После сегодняшней прогулки на катере и чудесного сна у меня волчий аппетит. — Неожиданно для себя Лара ощутила облегчение.
— О, конечно же! Спасибо. Спасибо, что не обиделись и не отказались провести со мной вечер. Мы сделали такой заказ! — Он тоже, похоже, почувствовал себя свободней.
— Но зачем тебе мое общество, мальчик? Не можешь ужинать в одиночестве? — Лара вновь стала собой — немного уставшей, немного циничной, немного разочарованной дамой. Призрак любви — настоящей или разыгранной, бывшей или будущей — улетел к пестрым сталактитам, насмешливо помахав крылышками.
— Я искал вас… Мне надо только одно — услышать от вас правду. Речь идет о серьезных вещах, — медленно, преодолевая сомнение, выговорил парень.
— Господи, ты из ФБР?
— У меня частное расследование. И веду я его чрезвычайно неловко. Ах, теперь все равно… Вам что-то говорит имя Келвина? Арчи Келвина?
— Н-нет… Нам доставили закуску. Приступим, а я пошевелю извилинами… Он музыкант?
— Бизнесмен, американец… — Сидней кивнул вопросительно смотрящему на шампанское официанту. Тот извлек изо льда бутылку и ловко открыл ее именно так, чтобы и хлопок был, и пена, но не на костюмах клиентов. Лара взяла бокал.
— За удачу, Сидней. Я полагаю, нам обоим она сейчас не помешает.
Они выпили и перешли к соблазнительно выглядевшим блюдам. Здесь предпочитали французскую кухню. Поэтому на столе появились волованы с паштетами из печени, лосося, осетрины. В качестве горячей закуски в сверкающей жаровне подали утиную печень, запеченную на свежем инжире с маслом, настоянном на цедре апельсина и лимона. Под эти кулинарные роскошества напоминание Сида о летнем отдыхе в семьдесят втором году выглядело старой сказочкой. Но Лара погрустнела.
— Я хорошо помню то лето. И твоего отца, только забыла его фамилию. Значит, Келвин… Возможно, господин Келвин рассказал тебе, что у меня был роман с болгарским фотографом… Семнадцатилетняя девчонка, впервые обнявшая мужчину… Нет, дело не в сексе. Вернее, не только в нем. До сих пор я считаю, что пережила единственную настоящую любовь в моей жизни… Чем меньше реальных оснований, тем дольше живет иллюзия. Когда двое провели вместе всего пару недель, а расставание оказалось сущим адом, то боль утраты остается навсегда… Возможно, если бы нам удалось пожениться, мы вскоре развелись бы. Причем с лютой враждой… Если любовь умирает сама, остается поганый привкус и тайная уверенность, что никакой любви и не было. А вот если ее убивают — остается иллюзия…