Иди сквозь огонь
Шрифт:
– Палыч, я не знаю, боги или демоны тому виной, но Кирилл всегда попадает в цвет. Ему словно вкладывают в голову знание будущего, не в явной форме, а полунамеками на необходимость того или иного действия. Мы можем думать и совещаться хоть неделю и принять общее решение, а потом под влиянием этого дара он мгновенно приказывает что-то совсем другое. И ни разу не промахнулся, поверь. Вот и сегодня – взял и поставил на больничку Лёшку. Гвоздя, да. Ну и всё, собственно.
Грай вздохнул и добавил неуверенно:
– Эта девчонка… Ты ведь знаешь, кто там? Это, серьёзно – простая школьница? – Он смотрел на Палыча,
А пожилой мастер не знал – зачем? Зачем ему ответ?
– Серёж… – грудь сдавливало, и голос еле-еле продирался сквозь пересохшее горло. – Ты ведь уже и сам знаешь. Да, школьница. Обычная, как бы, девчонка. Ни в чём не виноватая, заметь, кроме одного – что попыталась отбиться от мудака, который, с какого-то перепуга, попытался подсадить её на наркоту. И ты знаешь, наказание это, на мой взгляд – благословление, а не кара. Он ведь теперь чист, как ягнёнок. Или это и бесит Кайзера, что его власть над вами, как выяснилось, не безгранична? Ты не задумывался над этим вопросом? Если нет, то, что тебя привело сюда сегодня? Может, ты тоже имеешь дар, дар оставаться человеком, даже если надел волчью шкуру, а?
Грай неуверенно мотнул головой, двинул скулой, но промолчал. А его бывший наставник продолжил:
– Я тебя сейчас спрашиваю – что ты сделаешь дальше? Рванёшь на охоту, и будешь рвать девчонку, со всеми вместе? Неужели вы все утратили себя настолько, что ничего человечьего не осталось, лишь звериное? Она ведь девчонка ещё, поверь, с мечтами и надеждами, у которой вся жизнь впереди. А Кайзер её порвёт, на потеху стае… или сделает ещё что похуже, он ведь может?!
Вопрос-утверждение хлестнул по Граю, впавшему в молчаливое угрюмое состояние. Перед Палычем сейчас сидел не тот человек, который ввалился в гости совсем недавно – этого сейчас раздирало противоречие. Не будь звонка – слово за словом, Грай оттаял бы, окончательно выпустив на волю пацана по имени Серёжка, любящего заглядывать на огонёк. Но сейчас ему напомнили об обязательствах перед семьёй, которая была превыше всего. Почти…
– Не знаю. Палыч, я не знаю, эта байда с Валетом завела Кирилла до чёртиков. Да ещё Роза, наговорила всего, душу разбередила. Она вообще безбашенная, влезла походя в голову, и что-то там высмотрела, мол, не люди мы уже. И на Валета кивает – вот он снова человеком станет. Кирилл лишь глазами сверкнул в ответ, не знаю, волнует его это вообще, или нет. Меня – волнует, пусть я и не лютик, но хочу себя в людях числить. Да и ты добавил, вернее – почву удобрил, на которую потом всё и легло.
Грай потянулся, разминаясь и сбрасывая напряжение.
– Мне лететь уже надо, по-хорошему. Ещё Малыша с точки снять надо. И в больничку.
– А там что? Что ты решил? – Палыч не кричал, но этот полушёпот бил куда сильнее. – Она ведь девчонка, Серёж. Или ты всё забыл, похоронил вместе с памятью о Майке?
Грай вскинулся, удар был не совсем честный, но до чести ли сейчас, когда идёт разговор о выборе дальнейшего пути.
– Палыч, не поминай Майку, это нечестно. Тебя там не было.
– Не было, да. Но память о ней я не хоронил, в себе держу, каждый день калёным железом душу мне жжёт. Не веришь?
– Не знаю, Палыч. Я уже ничего не знаю, но всё равно, не рви душу.
Палыч резким движением вышиб фотоальбом из дальнего угла стола, и
– Смотри, может и вспомнишь. Смотри, Серёжа, смотри.
Грай с тоской всматривался в родные черты. Не забытые, что бы там ни говорил Палыч – забыть сестрёнку, к которой он прикипел когда-то давно всей душой, значило бы предать самого себя, извратить всё, что было совершено во имя мести.
Образ её жил глубоко в памяти – каждая чёрточка, каждое слово и смешинка, каждая секунда, проведённая с ней. Он любил её, но Майя выбрала Кирилла, тогда ещё весёлого и идущего путём света. Соперничества не было – зачем? И дураку было ясно, что это тот самый случай, когда двое составляют единое целое.
– Майка… – голос предательски дрогнул, падая в полухрип-полустон. Грай стиснул кулаки, пытаясь вернуть контроль над чувствами, но с фотографии весело улыбалась Майя, глядя прямо ему в глаза. И этот взгляд проникал в самые тёмные и глубокие уголки его Я. По телу пробежала предательская дрожь, возникшая непонятно откуда. – Майка…
– Да, Серый, Майка. Девчонка в самом расцвете своей весны, да и сама – весна. Как её забыть можно, а?
– Да не забыл я её! – Грай поднялся разъярённым медведем. – Не забыл!
– А коли не забыл, то почему сейчас готов сам сотворить то, что с Майкой случилось? А, почему?
– Я… я не знаю, Палыч. Не дави. Возможно, и не случится ничего, Кирилл просто перед братвой рамсы разведёт, что и как, да почему. Что ему эта девчонка, прессовать – только мараться.
– А вы чисты, аки лебеди, – Палыч саркастически повысил голос, но тут же оборвал себя. – Серёж. Ты ведь любил её, да? Я ведь помню… А если любил, то увидишь то же, что и я.
– Что я увижу, Палыч? Что ещё я должен увидеть?
– А ты не ярись. У неё глаза Майкины, в них весна живёт. И сама она как весна, только-только оттаивать начала девчонка, всю жизнь в шорах жила. Сама себя детдомовцем сделала, от мира оградившись, веришь, нет ли. Я даже не знаю, существует ли переселение душ, но не видеть Майку в ней – не могу. Только вот, понял не сразу…
Этого Грай уже не мог вынести. Душу вздыбило, взорвало на миллион кусочков, и каждый из них жалил сейчас, напоминая о прошлом. О мире, в котором была дружба, любовь, семья… и будущее.
– Палыч… Я не верю.
– А ты и не хочешь верить, боишься потому что. Чего – сам не знаешь.
Хотя ко мне с надеждой пришёл, что человеком можно обратно стать. Так вот оно – становись, кто же тебе мешает, а? Кирилл? Так он тебе не хозяин, а брат, если я ничего не путаю. Или вы рабы его, по жизни, до смерти самой?
– Нет, не рабы. Клятва на нас, Палыч. Кровью написанная. Да ты же наверняка знаешь, чека старая.
Грай хмуро уставился Пал Палычу в глаза, уже на остатках непонятного упрямства, понимая, что всё – учитель разбил в пух и прах все его бастионы, пробившись туда, куда он сам заглядывал лишь наедине сам с собой, в минуты одиночества и тоски. Но, не за этим ли он сегодня позвонил старику? Ведь он знал, что может уже не вернуться в клуб тем Серым, что носил шкуру волка. Но печать – она ведь никуда не денется. Хотя, с Валета она слезла. Мысли хаотично метались в голове, идущая там битва между старым и новым окончательно их разметала.