Идиоты первыми
Шрифт:
Скарпио хихикал, поняв, о чем напоминала эта уличная сцена: Фидельман, оставшись без гроша в каменной серости миланских улиц, впервые в жизни залез в карман к американскому туристу, глазевшему на витрину магазина. Техасец, почувствовав, как его дернули, хватился бумажника и закричал караул. Карабинер дико вылупился на Фидельмана, тот бросился бежать, второй карабинер, в парадном мундире, верхом на коне, с грохотом поскакал за ним по мостовой, размахивая саблей. Анджело, чистивший ногти карманным ножичком перед своим отелем, увидал Фидельмана, затащил его за угол и провел через погреб в свою гостиницу Отель-де-Виль, прибежище проституток, деливших свои заработки с хозяином
— Горбатого могила исправит, — сказал Анджело и стал бить Фидельмана по щекам, сначала одной жирной рукой, потом другой, пока у Фидельмана слезы не потекли ручьем. Анджело на неделю приковал его цепью к койке в его комнате. После того как Фидельман поклялся, что он больше не будет, его отпустили и назначили «maestro delle latrine» [59] , заставив его за стол и квартиру ежедневно мыть жесткой щеткой тридцать уборных. Он также помогал Терезе, горничной с волосатыми ногами, которая страдала астмой, и был на побегушках у проституток. Бывший студент мечтал о побеге, но швейцар или его помощник дежурили у выхода круглые сутки. Из-за картежной игры — Фидельман был страстным картежником — он сидел без денег и все равно никуда уехать бы не мог, если бы даже ему было куда уехать. К тому же у него отняли паспорт, так что он тут и застрял.
59
Хозяин уборных ( итал.).
Скарпио тайком ущипнул Фидельмана за бедро.
— Перестань, не то скажу хозяину.
Анджело вернулся и открыл карту. Дама. Семь с половиной — выигрыш. Он сунул в карман последние сто лир Фидельмана.
— Ступай спать, — распорядился он. — Завтра тяжелый день.
Фидельман поднялся на пятый этаж в свою каморку, подошел к окну, поглядел на темную улицу. Убьешься ли, если прыгнешь? Очевидно — убьешься, и он разделся и лег. Каждый вечер, а иногда и днем, он так выглядывал в окно. Однажды Тереза с визгом схватила его за ноги, увидев, как сильно он высунулся, и визжала до тех пор, пока клиент одной из девиц, голый мощный мужчина, не вбежал в комнату и не втащил Фидельмана обратно.
Иногда Фидельман рыдал во сне.
Он проснулся со страху, Анджело и Скарпио вошли к нему в комнату, но не тронули его.
— Можете обыскать все, — сказал Фидельман, — ничего вам не найти, кроме куска сухой булки.
— Заткнись, — сказал Анджело, — мы пришли предложить тебе кое-что.
Фидельман медленно приподнялся в постели. Скарпио вынул желтый лист бумаги, исчерканный его рисунками.
— Мы увидали, что ты умеешь рисовать. — Он ткнул грязным ногтем в нагую фигуру.
— Немного умею, — скромно признался Фидельман. —
— А скопировать картину сможешь?
— Какую картину?
— Нагую натуру. Венеру Урбинскую Тициана. Подражание Джорджоне.
— Ах, эту! — Фидельман подумал. — Эту, пожалуй, не смогу.
— Да это любой дурак сможет.
— Замолчи, Скарпио, — сказал Анджело. Он тяжело сел у изножья узкой койки Фидельмана.
Скарпио мрачно смотрел в окно на безрадостную улицу.
— В Лаго Маджоре, на Изола Белла, в часе езды отсюда, — сказал Анджело, — есть маленький замок, и в нем полно дрянных картин, и только одна картина — подлинный Тициан, что доказано тремя экспертами — один из них мой зять. Она стоит полмиллиона долларов, но ее собственник богаче самого Оливетти и продавать картину не желает, хотя один американский музей давно ломает голову, как бы ее заполучить.
— Очень интересно, — сказал Фидельман.
— Вот именно. Во всяком случае, картина застрахована по крайней мере в четыреста тысяч долларов. Конечно, если ее кто-нибудь украдет, продать все равно будет невозможно.
— Так чего же возиться?
— То есть что значит — возиться?
— Нет, я вообще, — растерялся Фидельман.
— Ты лучше послушай, тогда узнаешь, — сказал Анджело. — Предположим, ее украли, спрятали и требуют выкупа. Что ты об этом думаешь?
— Выкупа? — переспросил Фидельман.
— Да, выкупа, — сказал Скарпио, стоя у окна.
— Не меньше трехсот тысяч долларов, — сказал Анджело. — Для страховой компании это прямая выгода. На такой сделке они сэкономят сто тысяч долларов.
И он изложил свой план. Они сфотографировали Тициана со всех сторон, во всех ракурсах, с разных расстояний, подобрали лучшие цветные репродукции из разных книг. У них есть точные размеры полотна и каждой отдельной фигуры на нем. Если Фидельман сумеет сделать приличную копию, они закажут дубликат рамы, темной ночью отнесут копию в картинную галерею замка и увезут оригинал. Все сторожа там болваны, не заметят подмены в течение нескольких дней, а может и дольше, так что это лучше, чем просто вырезать картину из рамы. А в это время они перевезут картину в лодке через озеро и вывезут за границу, на Французскую Ривьеру. Итальянской полиции бешено везет — она всегда находит украденные картины, а во Франции с этим легче. А когда картина будет надежно спрятана и Анджело вернется в отель, Скарпио свяжется со страховой компанией. Ты только представь себе — какая сенсация! Страховая компания поймет весь блеск этой операции, и ей придется выложить денежки.
— Сделаешь хорошую копию — получишь свою долю, — сказал Анджело.
— Долю? — спросил Фидельман. — А сколько это будет?
— Во-первых, паспорт, — сказал Анджело осторожно, — плюс двести долларов наличными и — до свидания!
— Пятьсот долларов, — сказал Фидельман.
— Скарпио, — терпеливо сказал хозяин, — покажи-ка ему, что у тебя в брюках.
Скарпио расстегнул куртку и вытащил из висевших на поясе ножен длинный, зловещий кинжал. Фидельману и смотреть было нечего: он отчетливо почувствовал, как холодный клинок вонзается ему между ребер.
— Триста пятьдесят, — сказал он. — Мне нужен билет на самолет.
— Триста пятьдесят, — сказал Анджело. — Выдадим, когда сдашь готовую копию.
— А за материалы вы заплатите?
— Я оплачу все расходы, какие понадобятся. Но если ты задумаешь выкинуть штучку, захочешь нас надуть или обжулить, так проснешься без головы, а то и еще похуже.
— Скажите, — спросил Фидельман, подумав, — а что, если я откажусь от вашего предложения? Мирно, спокойно…