Идол
Шрифт:
Она чувствует музыку, знает, как спеть, и ей это удается в совершенстве.
Я возбуждаюсь лишь от того, что нахожусь рядом с ней. Мои яйца сжимаются, когда она в последний раз со страстью исполняет припев, а ее голос бьет так сильно, словно наковальня. И, клянусь, слыша его, я не могу дышать. Это напоминает мне тот первый раз, когда я пел на сцене и почувствовал, как мир открывает передо мной все свои возможности.
Думаю, в этот момент я немного влюбляюсь в Либерти Белл.
Но затем она замечает меня и вскрикивает, убивая всю красоту последней ноты.
–
– Ты напугал меня до смерти.
"А ты вернула меня к жизни".
Мысль проносится в голове так ясно, словно чистое стекло. Но я не произношу ее вслух. Я вообще едва способен вымолвить хоть слово. Стою здесь, как идиот, ощущая тяжесть в груди и сжимая гитару так, словно от нее зависит моя жизнь.
Румянец заливает шею и щеки девушки. Она кивает головой, будто стыдится. Ни за что на свете. Я не позволю ей скрываться.
– Красивая, - хриплю я, сглатывая ком в горле.
– Ты красивая, - я до жути четко знаю, что никогда в своей жизни не увижу ничего и никого более ошеломляющего. Всё изменилось. Всё.
Либби
Мое сердце всё еще пытается выпрыгнуть из груди после того, как Киллиан меня испугал. Но я медленно успокаиваюсь и сразу после этого чувствую что-то похожее на обиду. Киллиан поймал меня за пением, и это как серпом по яйцам - или какой там женский эквивалент данной фразы.
Несколько дней назад я услышала, как Киллиан уехал на своем мотоцикле, и, когда он не вернулся вечером и на следующий день, мое сердце сжалось, а желудок затопила пустота. Я могла бы подумать, что он уехал в поисках лучшего, вот только Киллиан прикрепил записку к моей входной двери, перед тем как уехать.
"Отправился странствовать на какое-то время. Не делай ничего, чего бы я не сделал - по крайней мере без меня".
Было одновременно больно от того, что он так легко оставил меня в прошлом, и обидно, что даже не позаботился попрощаться лично. Но я ему не сторож. И, очевидно, не могу никого заставить задержаться в моей жизни. Так что я вернулась к своим обычным делам, пытаясь игнорировать зияющую дыру в животе, и волей-неволей осознавая, что мой "обычный" образ жизни теперь кажется пустым и тихим. Слишком тихим.
Чтобы заполнить эту пустоту, я играла на гитаре и пела. Каждую ночь. А ведь я не делала этого уже много месяцев. Это вызывает воспоминания о родителях, а они так болезненны, словно засохшая рана, которую вы раздираете, несмотря на боль. Или, может быть, ради нее.
А теперь Киллиан вернулся, заполняя дверной проем входной двери моего дома и освещая комнату своим присутствием. Он здесь. Мой персональный магнит. Его притяжение настолько сильное, что мне приходится бороться с желанием вскочить на ноги и броситься навстречу. Бороться с тем, чтобы не улыбаться, словно дура, даже несмотря на то, что мне всё еще больно. Но я хочу усмехнуться, очень хочу. Потому что ОН ЗДЕСЬ.
И
То, как он смотрит на меня... Черт, это воспламеняет, посылает искры и вспышки ко всем моим нервным окончаниям.
Красивая. Он назвал меня красивой, его темные глаза бродят по моему телу так, словно я смысл его жизни, единственный смысл.
И я замираю под прицелом этого сильного взгляда. На лице парня сейчас нет его обычной игривой усмешки. Он кажется почти злым, отчаянным.
Его пальцы крепко сжимают гриф гитары, отчего белеют костяшки.
– Поиграй со мной, Либерти.
Мне стоило ожидать этого, ведь в его руке гитара, но я удивлена, и мой ответ застревает в горле.
Сдавленный звук срывается с уст. Я не могу выступать перед Киллианом Джеймсом. Несмотря на то, что мне уютно с Киллианом, как с мужчиной, Киллиан-музыкант пугаем меня до чертиков. Его вокал легендарен - сильный, чистый и властный, цепляющий на крючок вашу душу и утягивающий за собой. Он поет, и вы чувствуете, что эти слова исполняются лично для вас, забирая вашу боль, разочарование, гнев, печаль, радость, ярость и любовь, наполняя взамен этим голосом. И хотя я знаю, что умею петь, мои навыки любительские.
Глаза Киллиана округляются, когда он делает шаг вперед.
– Пожалуйста.
Он стоит в центре комнаты, всё еще сжимая гриф гитары, будто это единственная вещь, которая сохраняет его целостность. Но смотрит он при этом на меня, черты его лица напряжены, грудь вздымается и опадает с каждым глубоким быстрым вдохом.
Он хочет этого. Сильно. Подозреваю, что даже нуждается в этом. Каковы бы ни были его причины, парень отбросил музыку на какое-то время. Но сейчас он жаждет вернуться к ней. Отрицать это чувство для него так же сложно, как для весеннего цветка прорасти через холодный зимний снег.
Я облизываю пересохшие губы и заставляю себя сказать ему всё, что хочу.
– Впервые я пыталась выступить перед кем-то, кроме родителей, на шоу талантов в четвертом классе. Я исполняла песню Битлз "In My Life".
Киллиан начинает улыбаться, но я качаю головой.
– Всё было не очень-то хорошо. Я дрожала так сильно к тому времени, когда вышла на сцену, и думала, что потеряю сознание. Просто стояла там и глазела. А затем услышала, как кто-то хохочет. Так что я убежала и уписалась за кулисами, - гримаса боли искажает мои губы.
– Они называли меня Мочезвон до старших классов.
– Ублюдки, - Киллиан хмурится.
– А я знаю из достоверного источника, что Джакс уписался во время выступления на празднике в садике. Прямо на сцене.
Моя рука гладит изгиб гитары. Я люблю этот инструмент. Люблю на нем играть. Как так получилось, что этот инструмент также связан со множеством страхов и унижением?
– Во второй раз я попыталась сыграть на сцене в колледже. В ночь открытого микрофона. Даже не доиграла до конца. После нескольких аккордов взяла и убежала.
– Детка...