Идолов не кантовать
Шрифт:
— Леонид Самсонович, — вернул его на скучную землю голос инструктора, — у нас тут без вас перестройка полным ходом действует. Вот реформу в декабре провели.
— Молодцы, — рассеянно молвил Первый.
— Это не мы, это правительство, — зарделся инструктор.
— Что ж за реформа-то?
— Денежная. Деньги отменили.
Пепренко строго посмотрел на младшего соратника.
— Что ты мелешь? — раздраженно спросил он.
— Ну, то есть не все деньги, а сугубо сто и пятидесятирублевые купюры.
Инструктор пихнул локтем шофера, и тот молча подтвердил.
Неожиданная весть произвела фурор. Мелкой трусцой разбежались
Это был удар. Товарищ Пепренко схватился за сердце, хотя это было совершенно лишнее. Закаленное сердце партийца продолжало стучать в прежнем ритме. Но вот мозги… Там что-то щелкнуло, что-то не туда заскочило и завертелось совсем в иную сторону. Но в тот роковой миг Леонид Самсонович так и не сообразил, что последствия потрясения сказались именно на этом весьма важном органе. И поэтому товарищ Пепренко продолжал держаться за левую сторону груди.
— Живо-о! — закричал он неприятным голосом. — На дачу-у.
Авто круто развернулось и, минуя мастерскую "Утюг", помчалось по улице Воровского в обратном направлении…
Перепуганный инструктор робко пытался втолковать, что деньги не совсем отменили, а лишь меняют на новые, а уж товарищу Пепренко их обменяют в сей же час, так как он по уважительной причине был в командировке. Но слабая речь его не была услышана. Товарищ Первый не обратил на нее внимания. Он был занят. Он ругался нехорошими словами, странно рыдал и взвизгивал, уподобляясь капризному ребенку, у которого отняли игрушку. Видя, что Леонид Самсонович крайне взволнован, инструктор вежливо притих.
В считанные минуты "Волга" достигла южной окраины райцентра. Леонид Самсонович выскочил из машины и побежал к дачному дому, на ходу приказав соратникам вернуться через час. Когда товарищи уехали, секретарь райкома схватил лопату и ринулся в сад. Там он покружил в нерешительности вокруг старой груши, отмерил от нее три шага на восток, огляделся и принялся долбить мерзлую землю…
Час спустя за воротами несмело посигналила машина. Потом еще. И еще. Никто не выходил. Истомившиеся подчиненные осторожно подошли к забору и просунули головы в проем калитки. Патрона они застали за необычным занятием. Без шапки, без пальто, с засученными рукавами индийского свитера товарищ Пепренко воодушевленно рыл.
— Чего это он? — удивился инструктор.
— Гм, может, червей копает? — выдвинул предположение шофер.
— В феврале месяце?
— А что? Зимой тоже рыбу ловят.
Соратники переглянулись и тихо скрылись. Еще через час привезли супругу товарища Пепренко. При виде раскопочных работ Раиса Пантелеевна всплеснула руками и затрясла подбородком.
— Ленечка! — заголосила она. — Где обещанный мне плащ?
— Рая! — вырвалось из могучей груди землекопа. — Где же они, ч-черт! Где?
— Да кто, Ленечка?
— Да они… эти… как их… Я забыл, Рая! Забыл! — рычал супруг, вспахивая руками землю.
Корни черной груши были оголены и искромсаны лопатой. Вокруг неакуратными холмами лежал чернозем.
— Ты с ума
Наконец каким-то образом до Леонида Самсоновича дошло, что в глазах жены и подчиненных он выглядит довольно глупо. Он встал, устало отряхнул брюки и побрел к жене. Принимая от нее пальто, товарищ Пепренко застенчиво пробормотал:
— За землей, понимаешь ты, соскучился.
Но Раиса Пантелеевна ничего не поняла. Зато соратники поняли больше.
— Да-а, — многозначительно протянул инструктор.
— Климату не выдержал, — заключил шофер.
С того дня у товарища Пепренко начались некоторые странности. По пятницам он приезжал на дачу и до понедельника рылся в саду. Со временем он не только не вспомнил место, где таилась банка, но и забыл, что, собственно, должно скрываться в приусадебных недрах. Сердце подсказывало ему, что надо искать, и он искал. Извлекая на поверхность пуговицу, гвоздь или монету, Леонид Самсонович подолгу рассматривал находку, затем прятал в целофановый пакет и в понедельник радостно демонстрировал Раисе Пантелеевне, что приводило ее в панический ужас.
Однажды в апреле настал день прозрения, когда заветный сосуд в конце концов был найден. Товарищ Пепренко уставился на его содержимое в полном недоумении. Весь день он бродил в глубокой задумчивости и гадал о происхождении находки. Устаревшие деньги наводили тоску. Вечером они были брошены в печь.
Огонь с недовольным треском пожирал отсыревшую бумагу. Пачки темнели, корежились и распускались черными розами. Сидя у печи, Леонид Самсонович печально вздыхал и ворошил палкой пылающие банкноты, словно картошку. В его сознании произошло озарение. С устранением причины смягчилось и следствие. Он вдруг отчетливо вспомнил, как душистым осенним днем собственноручно зарывал под кустом крыжовника злополучную трехлитровку.
Печь стала затухать. Трудовые сбережения превратились в золу.
В райкоме заметили перемены, произошедшие с Первым после командировки. Одни считали, что секретарь удручен увиденной в Индии социальной несправедливостью. Другие были убеждены, что в большой голове Пепренко вынашиваются новые организационные планы. Шофер по-прежнему был уверен, что роковую роль сыграл тяжелый азиатский климат. И лишь только второй секретарь райкома товарищ Брэйтэр знал об истинных причинах помутнения, получив информацию от нештатного агента. Лев Аронович, давно метивший в кресло Первого, решил не упустить представленной возможности. Собрав кое-какие сведения, он отправился в обком и под большим секретом сообщил там, что Первый не в своем уме. В ответ ему, также под большим секретом, сказали, что в партийной работе это не самое страшное. Вернувшись ни с чем, товарищ Брэйтэр не успокоился и решил действовать самостоятельно.
В один прекрасный день, когда оправившийся товарищ Пепренко сидел на подоконнике в своем кабинете и мирно пускал в окно бумажных голубей, Лев Аронович тихо вошел к нему, чтобы осуществить свой коварный замысел.
— Леня, у тебя купюры старого образца еще остались? — внезапно спросил он.
— Нет, Лева, — посерел Пепренко, — я их всех… я их обменял в исполкоме. Все полторы тыщи. А ты зачем спрашиваешь?
— Так просто. Жаль, хорошо было б, если сохранились. Я слышал, со следующего месяца их опять вводят в оборот. Вот я и пришел по-товарищески тебя предупредить, чтоб не выбрасывал, если случайно дома купюру обнаружишь.