Идти на ощупь
Шрифт:
* Ну ничего, отличница ты моя. Я в этой квартире ремонт делал, а значит имею право либо на компенсацию, либо на часть имущества. У тебя есть деньги на компенсацию? Нет? Тогда готовься собирать манатки.
* Да здесь ремонт на пять тысяч рублей. Только обои, да плитка над умывальником. И тот на мою зарплату сделан.
* А это ты еще докажи.
С этими словами муж, безусловно, уже бывший муж, развернулся и ушел в комнату. Нина слышала, как он открывает шкафы, шуршит какими-то пакетами, достает из-под дивана чемодан.
* Когда будешь готова извиняться, придешь ко мне, я пока у матери поживу, - бросил он, пропихивая
Нина заперла за ним дверь на замок, а потом, немного подумав, задвинула еще и щеколду, на всякий случай. Но замки не спасают от всех бед, и спустя три недели, она получила повестку в суд о расторжении брака с разделом недвижимого имущества. Егор был полон решимости отсудить добрую половину Нининой квартиры.
Рассказывая о своих невзгодах, она совершенно забыла, что находится на людях: ругалась, плакала, громко сморкаясь в ресторанные полотняные салфетки, которые официантки все утро старательно складывали в виде лилии, накручивала на вилку непонятно откуда взявшиеся спагетти. Давно уже ей не было так легко, наверное, все восемь лет.
Залицкий кивал и думал, что пропала его работа, его наблюдение, его расследование, и сам он пропал. Интересно, как долго над ним будут издеваться в отделении, когда узнают, что он собирается жениться на своей же бывшей жене? После всех его заверений, что в этот капкан он больше ни ногой. Год, два? Да хоть десять.
* Ну так что, Леш?
* Что?
– Алексей очнулся от своих мыслей.
* С квартирой-то что делать? Ну не отдавать же этому ушлепку половину. И как мы тогда с мальчишками в коммуналке?
Она так и сказала, "ушлепку", и Залицкий растянулся в глупой довольной улыбке.
* Да ничего не делать - Он подцепил вилкой макароны.
– Ни один суд не отберет у матери двоих детей ее собственную квартиру в пользу бывшего мужа. В крайнем случае, закажем независимую экспертизу. Они оценят стоимость этого "ремонта". Не волнуйся, я найду специалиста. Ты лучше расскажи, как мама, полегче?
Она знала. Знала, что он не будет злорадствовать, узнав, что ее второй брак потерпел фиаско, что ей не к кому больше обратиться, кроме него, что она носит старое платье и лопает эти спагетти, потому что уже две недели сидит на одной гречке. Молоко и сахар - это роскошь, это для детей. Они с Алексеем всегда были в первую очередь друзьями, с самого детства.
* Маме поначалу стало лучше. При госпитализации, когда она буйная была, ей что-то там вкололи такое. Она в себя пришла, даже адекватно разговаривала. Была спокойной, просила ее забрать. А потом ей таблетки стали давать, а она их не пьет, выплевывает. Ну и по новой все: истерика, укол, пару дней спокойствия и опять в крик. Врач говорит, чтобы был эффект, нужно лекарства постоянно принимать, а не только в момент обострения. А принудительно лечить они не имеют права, решение суда нужно. Сейчас вот справки собираю. Заседание только через месяц.
* Да, беда, - заключил Залицкий, не найдя ничего лучше.
– Слушай, а чего мы тут сидим? Пошли домой.
Это прозвучало настолько естественно, настолько логично, что Нина тут же засобиралась. "Действительно, зачем здесь сидеть? Музыка гремит, и накурено, и дорого. Это туристы пусть по ресторанам ходят, а мы люди местные, нам и дома хорошо, - думала она, перекидывая через плечо ремешок сумки с которого лоскутами слезала искусственная кожа.
–
Алексей попросил счет, расплатился, и они вышли.
* На таком я еще не ездила, - усмехнулась Нина, рассматривая бело-голубой УАЗ.
* Ах, да. Мне его нужно будет в участок отогнать. Это служебный.
* Да я уж поняла, что не личный.
* Ну ничего, там до дома две минуты. Прогуляемся немного.
* Прогуляемся, конечно, прогуляемся.
В квартире бывшего мужа за восемь лет ничего не изменилось. Как будто только вчера, или даже сегодня утром, она выскочила отсюда, в сердцах хлопнув дверью. Из-за чего же они тогда поссорились? Нина никак не могла этого вспомнить. Она ревниво осматривалась, выискивая следы присутствия других женщин. Ни незнакомой обуви в прихожей, ни случайно забытой помады у маленького зеркала в коридоре.
Алексей сразу прошел на кухню и загремел бокалами. "Я руки помою?" - спросила Нина, включая свет в ванной. На краю раковины лежала расческа. Между зубьями застряло несколько длинных волосков. Сердце болезненно екнуло. Глупо, конечно, было ожидать, чтобы он все эти годы ее ждал. Естественно, у него кто-то был, а, может быть, и сейчас есть. Нина внимательнее рассмотрела расческу, и сердце ее болезненно сжалось второй раз за минуту. Хорошо знакомая деревянная массажка с вырезанными на тыльной стороне узорами. Длинные рыжие волосы. Именно такие были у нее восемь лет назад. Она забыла эту расческу, когда собирала вещи, да так и не решилась за ней вернуться. Рукоятка покрылась толстым слоем пыли, но на ней все еще заметны были царапины от ее зубов. У Нины с детства была привычка, держать расческу в зубах, завязывая волосы в пучок. Она промыла ее под краном, стряхнула капли и причесалась. Странное, давно забытое ощущение. Она дома.
* Ну где ты там?
– закричал из кухни Алексей.
– Все стынет!
* Иду!
Стыть, конечно же, было нечему. На кухонном столе стояла початая бутылка хереса, блюдце с сыром, нарезанным так тонко, что через него можно было читать газету и вафля "Артек".
* Вот! Стол ломится, налетай!
* Ура!
Нина, потирая руки, плюхнулась на табуретку. Залицкий разлил по бокалам вязкий янтарный херес.
* С возвращением.
Она подняла бокал, улыбаясь изо всех сил. Алексей всегда покупал ко всем праздникам херес, и Нине он очень нравился. Не приторный, в отличие от модного нынче мартини, он обволакивал горло, согревал и успокаивал. Она не пробовала его с с тех самых пор, как в последний раз вышла из этой квартиры, и ей казалось, что он пахнет ее прошлым, ее молодостью, свободой, беспечностью. Нина отвернулась, не в силах больше сдерживаться. В горле застрял ком, слезы подступили и вот-вот готовы были пролиться по щекам. Она глубоко задышала, чтобы не расплакаться. Алексей отставил бокал.
* Нина, Нин, повернись. Повернись пожалуйста.
Он притянул ее ближе вместе с табуреткой. Она уткнулась лицом ему в плечо и замерла.
* Ох и наворотили мы с тобой дел, Нинка. Придется теперь расхлебывать, - шептал он, гладя ее по волосам, непривычно коротким и темным.
– Ну ничего, справимся как-нибудь.
Ей было страшно надеяться. Она его бросила, и теперь у нее двое детей, мать в психушке и бывший муж-подонок. Неужели она еще может быть ему нужна? С таким-то набором.