Идти на ощупь
Шрифт:
* Владислав, - представился Лопатин.
Он решил, что парень сейчас начнет убеждать его, будто у них с Галиной любовь, будто они уже практически одной ногой в ЗАГСе, и ему, Владу, ничего не светит. Поэтому нечего мутить воду и мешать чужому семейному счастью. Но Макс неожиданно спросил:
* А что, получше никого не нашел?
Наговорить гадостей про девушку, чтобы отвадить от нее поклонника тоже было распространенным приемом, хотя и гораздо более подлым.
* А я и не искал, - ответил Влад и уткнулся в свой бокал, показывая, что не намерен продолжать этот разговор.
Но бармен, похоже, намека не понял.
* Ну ты нашел, брат, в кого втюриться. Неужели не понимаешь, куда попал? Хотя, конечно, тебе сложно, я понимаю. Но видел бы ты, что вокруг твориться, убежал бы отсюда вмиг. Это ночной
Дважды за вечер Влада назвали "братом", но совершенно по-разному. На этот раз ему не хотелось пожимать руку собеседнику, скорее выдернуть ее заодно с грязным языком. Хотя, надо признать, что говорил этот Макс убедительно и логично. Влад всегда знал, что, благодаря маминому благородному воспитанию, часто бывает наивен и думает о людях лучше, чем они того заслуживают. Может быть, этот неприятный парень прав. Ведь он абсолютно ничего не знает о Галине, кроме того, что у нее легкая походка, приятный низкий голос и тонкие холодные пальцы. А еще она вызвалась им помогать в поисках убийцы и за это пострадала сама. И так трогательно смущалась, когда ей пришлось рассказывать об этом подполковнику Видному, и за поддержкой пришла к нему, к Владу. Нет, не клеилось все это с образом алчной прожженной золотоискательницы. А с другой стороны, что он в этом понимает? За всю жизнь он не был знаком ни с одной девушкой, кроме Веры. Она ему тоже казалась поначалу верхом совершенства и непорочности.
* Я тебе говорю, они все здесь такие, - продолжал тем временем Макс.
– Взять хотя бы управляющую нашу, Илону. Она и управляющей-то стала через постель. Закрутила роман с хозяином, выбилась в начальницы, переехала в его модную квартирку из маминой хрущебы, а потом бац!
* Что "бац"?
– не понял Влад.
* Смылась, предварительно обчистив дорогие апартаменты.
* Разве? А что украла?
* Да я откуда знаю, но наверняка было что. Просто слухи ходят. Как по мне, так проститутки даже лучше. Они, по крайней мере, не скрывают, кем являются, и честно цену называют.
Влад задумчиво долил себе из бутылки. К его удивлению, там оставалось совсем немного. Нет, не может это все относиться к Галине. Возможно, он и наивен, но не глуп, и людей чувствует прекрасно. Галя - чистый и светлый человек, а этого парня кто-то просто сильно обидел или отверг. Скорее всего, она и отвергла, вот он и берет реванш. Нужно будет спросить ее при случае.
Бармен обратил внимание на его опустевшую бутылку и принес ему еще одну:
* Вот, держи, оторвись как следует.
Влада стало немного подташнивать, но он все равно плеснул себе в бокал противной обжигающей жидкости и выпил. Музыка, казалось, стала еще громче, голова бешено кружилась. Он даже не представлял, как будет добираться домой, но сейчас его это не волновало. Его ничего на свете не волновало и это было прекрасно, здесь и сейчас.
* А как ты дочку назовешь?
– спросил Пашка.
Его лица Соня не видела. Он лег спать на полу возле ее дивана в том самом спальном мешке, в котором она провела предыдущую ночь.
* Викторией, в честь Темкиной бабушки. Она его вырастила.
* А родители его где же?
* Умерли от рака уже давно.
* Как? И отец и мать?
* Да. Они тогда жили в Припяти, работали на Чернобыльской атомной станции. Молодые специалисты. Артем родился в январе восемьдесят шестого, за три месяца до аварии. Его маму вызвали из декретного отпуска. Уж не знаю, чем она таким там занималась, Тема об этом никогда не рассказывал. Да он, наверно, и сам не знал, откуда ему знать. Но без нее было не обойтись. Поэтому Темку решили отправить к бабушке, сюда, в Дивноморск. Она забрала его пятнадцатого апреля, а двадцать шестого прогремел взрыв. Отец его был одним из тех, кто тушил пожар. Он умер в тот же год. Мать эвакуировалась, потом переехала
На глаза наворачивались слезы, но Соне было приятно рассказывать о своем муже. Ей казалось, что в связи со всем произошедшим за последнее время: рождением дочери, угрозами, погромом в квартире, его смерть, как бы ушла на второй план, и она даже не смогла как следует вспомнить и оплакать его. Тело Артема не отдавали пока шло следствие, и это, несомненно, было к лучшему. Ведь сейчас она была совершенно не в состоянии заниматься похоронами. И все же, Соне казалось, что это как-то неправильно: ушел из жизни самый главный ее человек, а она даже не говорит о нем и думает о всякой ерунде, вроде перебитой посуды и пропавших денег. И еще этот парень, Павел Скворцов. Не будь Соня сейчас такой страшной, бледной и зареванной, она бы решила, что нравится ему. И хотя он вел себя безупречно, ее не покидало чувство, что оставляя его ночевать в своей квартире, она совершает что-то предосудительное, предает своего ненаглядного Темку. Поэтому ей хотелось рассказывать о нем, вспоминать, хвалить.
* Он, наверное, был хорошим человеком, твой муж?
– будто прочитав ее мысли, спросил Скворцов.
* Да, очень. Мы с ним в Белореченске познакомились. Я там в ветеринарной клинике работала, а он туда сокола привез. Сбил на дороге в темноте и привез. Правда сокол уже мертвый был к тому времени, но Темка все равно просил: "Вы попробуйте, пожалуйста". А потом мы его вместе хоронить поехали в лес. И плакали оба. Зима была, мороз, земля твердая. У Артема, пока он копал, кожа на тыльной стороне ладоней до крови полопалась. А он не хотел, чтобы я видела, что он плачет, и глаза руками вытирал. Когда он повернулся, я чуть от страха в обморок не упала. Пришлось ехать ко мне домой, умываться. Он ведь здесь тогда жил, в Дивноморске, в этой самой квартире. А через две недели и я сюда переехала. Не знаю даже, как все произошло так быстро. Просто поняла, что это мой человек, и думать здесь нечего.
Пашка решил, что печальных воспоминаний пока достаточно. Не хватало только довести девушку до нервного срыва. Да и слушать об их счастье ему, положа руку на сердце, было неприятно. Безусловно, Скворцов понимал, что он чужак, и не имеет никаких прав на эту женщину. К тому же, нужно проявить уважение, не по-человечески как-то ухаживать за вдовой, когда ее мужа еще даже не похоронили. Но внутри предательски скреблась ревность, и усмирить ее никак не получалось. Соня чем-то его зацепила. Может быть, крупными веснушками на бледном лице. Со своими рыжими волосами и молочно-белой кожей она была похожа на кельтскую богиню Дану. В детстве у него была поразительной красоты книжка "Мифы и сказания старой Ирландии". Прочитать ее маленький Пашка так и не сумел. Легенды были очень сложными, изобиловали длинными непонятными именами и терминами. Но картинки были почти на каждой странице. На них изображались туманные леса, отвесные скалы над бушующим морем, рогатые демоны и, конечно же, красавицы. Ну куда без них? Все они были бледными и рыжеволосыми, но больше всех ему нравилась та, что на развороте. Она стояла босиком у кромки воды, подняв к солнцу руки, а рыжие волосы доставали до земли и почти закрывали широкое зеленое платье. В углу мелким шрифтом было подписано: "Богиня Дану, прародительница туатов". Кто такие туаты Скворцов не знал, и что значит "прародительница" тоже, но часто представлял себе, как спасает ее из какой-нибудь беды, и она, естественно, тут же в него влюбляется до потери сознания.
Потом мама эту книжку кому-то отдала, и он про нее забыл, забыл на много лет, а сегодня, увидев Соню на Тамариной кухне, вдруг вспомнил. Он смотрел, как пробивающееся сквозь темные шторы солнце играет в ее волосах, и в памяти тут же всплыла старинная книга, и богиня Дану, и загадочные туаты. Но было что-то еще, что не позволяло Пашке оторваться от этой женщины, вынуждало навязывать ей свою помощь и молча бесится от ревности к ее несчастному мужу. Чувствовалась в ней какая-то внутренняя стойкость. Упрямство, с которым она боролась с навалившимися на нее бедами, стискивая тонкие губы и сжимая кулаки, вызывало у него уважение и трепет. Мать всегда говорила ему: "Нужно помогать людям, но только тем, кто этого заслуживает". Соня, безусловно, заслуживала.