Идти туда, где ты
Шрифт:
Высвободившись из рук Ильи, Алиса подхватила одну из банок с темной краской. Ровные линии разной толщины и длины стали появляться на стене. Их оставляла за собой кисть, которую Алиса раз за разом опускала в краску, и продолжала вычерчивать геометрические фигуры, вытянутые к потолку и растворяющиеся в перспективе.
Несколько мгновений Макаров внимательно наблюдал за ее действиями, будто пытался понять, что происходит и с чего вдруг. Потом не выдержал, спросил:
– Что это будет?
– Город, - ответила она, останавливаясь, и оглянулась.
– Город?
–
– Да нет… Я просто… Не знаю, - медленно пробормотал он, рассматривая, как стена заполняется чем-то масштабным и пока еще неясным. – Ты рисуешь? Думал, хочешь через трафарет цветочки какие-нибудь, котиков…
– Котиков не умею, - хохотнула она, возвращаясь к своему городу. – Сейчас я урбанист!
– А меня нарисовать можешь, урбанист? – рассмеялся Илья.
– Нет, портреты тоже не умею, - честно призналась она.
– Самоучка?
– Немножко.
– В любом случае, у нас будут самые крутые стены, - широко улыбнулся он. – Эксклюзивные. Голодная?
– Потом. Попозже…
– Так не годится. Шапку сними, художница, - он сдернул с ее макушки дурацкую вязаную шапку и с наслаждением взъерошил выбившиеся из кос волосы. – Я сварю тебе кофе. А потом все остальное. Наверняка же перемерзла!
Алиса была до ужаса мерзлявой. Это забавляло и умиляло его.
– Чаю хочу, а чайник, наверное, уже остыл. Я сейчас, еще немного, - бормотала она, и с помощью ее кисти прямоугольники домов заморгали разноцветными окнами.
– Подогрею, - пожал плечами Макаров. Поцеловал ее в щеку и тихонько вышел из комнаты. На кухне, под столом, сидел Францевич и умывал свою начинавшую становиться наглой морду. Илья включил чайник. Извлек кота из убежища и внимательно посмотрел на него.
– А нас с тобой она не умеет, - сообщил он и почесал его между ушек. За что получил решительный отпор – котенок немедленно долбанул Макарова по руке.
***
– Мне она нравится. Я люблю ее. И я хочу с ней жить, - медленно, будто разговаривал с душевнобольным, произнес Илья, глядя на отца в упор.
– Да ты меня не гипнотизируй, - Евгений Степанович несколько изменил вальяжную позу в любимом кресле в кабинете почти фамильного особняка, куда пригласил своего единственного отпрыска для важного разговора. – Упорство – похвальная черта. Лишь бы не становилась упрямством.
– При чем здесь упрямство? Ты меня не слышишь? Я ее люблю, мы живем вместе, я счастлив. Что именно тебя не устраивает?
– Абсолютно все устраивает, - развел руками отец, - но содержать ее я не намерен.
– Она работает, и ты ее не содержишь. Остальное тебя не касается, по-моему.
– Касается! – рявкнул Макаров-старший. – Потому что я содержу тебя, лоботряса! Со всеми потрохами, машинами, чертовой квартирой и девочками. Но теперь у тебя появится уникальная возможность тоже поработать и узнать, как это увлекательно – жить на зарплату.
Илья вскинулся и глянул на Макарова-старшего. Взгляд этот был совсем таким же упрямым, как у отца. И не сулил ничего хорошего.
– И что
– Что все твои счета заблокированы. Хочешь жить своим умом – живи!
– О как! – нервно хохотнул Илья и скрестил на груди руки, откинувшись на спинку стула едва ли не так же, как его отец.
Это все начинало напоминать ему ту еще войнушку. Причем, как казалось, на ровном месте.
Первое сражение пришлось на конец января, характеризовавшегося двумя основными нюансами. Во-первых, разгромленностью квартиры, на стенах которой продолжали появляться дома и мосты. Но едва ли это в данный момент способствовало наведению порядка. И, во-вторых, Ником, который с несвойственным ему энтузиазмом взялся навещать их во внеурочное время, приглашать в кино или просто собраться всей толпой. Причины такого его поведения Илья понимал прекрасно. Как понимал и то, что сам позволил. Но выхода не было, приходилось терпеть. Они дружили – всю жизнь дружили. Но и намерения побесить казались очевидными.
А еще было несколько звонков отца, грозившего явиться самостоятельно, если они с Алисой не идут знакомиться. В конце концов, пришлось уступить – принимать семейство в их самом лучшем на свете разукрашенном краской жилье не представлялось возможным. Во всяком случае, пока все не будет готово. Алиса испугалась. И всю дорогу до дома отца Илья всерьез раздумывал над тем, что ему с ней делать, если она решит сбежать. Хотя последнее представлялось маловероятным, поскольку она всерьез готовилась к этой их первой встрече. Купила новое платье – из тонкой шерсти темно-зеленого цвета с принтом из небольших желто-оранжевых полураскрывшихся бутонов с резными лепестками по подолу широкой юбки. Волосы собрала в низкий хвост с вплетенной французской косой. И едва ли не впервые за время их общения сделала неброский макияж.
Пока ехали за город, Алиса почти ничего не говорила, глядя в окно и не прислушиваясь к редким замечаниям о погоде, состоянии дорог и прошлом выпуске «Документального детектива», которыми обменивались таксист с Ильей.
И только когда они стояли на крыльце огромного двухэтажного особняка с подъездной аллеей и японским парком, услыхав протяжный звук звонка, глухо отражавшийся внутри дома, Алиса крепко сжала ладонь Ильи и сделала глубокий вдох.
– Не дрейфь, - успел шепнуть он ей, прежде чем дверь открылась, и домработница весело поприветствовала обоих, с любопытством рассматривая хозяйского сына и его девушку. Они зашли в дом. И Макаров поинтересовался: - Бруновна, нам на экзекуцию куда проходить?
– В большую гостиную, - ответила прислуга и растворилась в направлении кухни.
Илья быстро глянул на Алису. Почему-то стало жалко ее, но он отдавал себе отчет в том, что рано или поздно пришлось бы.
– Ты только не дрожи, - проговорил он. – Они обыкновенные.
– Я понимаю, - шепнула она, раздеваясь. – Я в порядке, правда.
И старалась сама поверить в это. Получалось, наверное, плохо. Потому что Илья тоже не особо на что-то рассчитывал. Зная собственных родителей, трудно надеяться.