Идти туда, где ты
Шрифт:
– А твоя мама права, - вздохнула Алиса.
– Мама?
Алиса кивнула и поежилась.
– Со стеной ты тоже так… потому что мама?
– Нет, просто. Глупость это… Поклеим обои.
– Оставь мне мои эксклюзивные стены! – мягко улыбнулся он, зная, что она не различает его улыбки. Но точно слышит ее в голосе. – Они мне нравятся.
И следом услышал ее всхлип. Это на несколько секунд заставило его растеряться. Плачущие девушки встречались ему нечасто, и он никогда не знал, что с ними делать. Плачущая Алька – была той же родной Алькой. Просто плачущей. Он шагнул к ней и привлек
– Все будет хорошо, слышишь?
– Будет, - закивала Алиса, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и хихикнула: – Вот поужинаем – и будет хорошо.
– «Хорошо» я тебе гарантирую, - легко сказал он и тут же спохватился. Отстранился от нее на мгновение, полез во внутренний карман куртки. И через пару секунд вкладывал в Алькину руку бархатную округлую коробочку и тихо шептал: - Черт, здесь ничего не видно… Надень, а… Это… с Днем влюбленных… Я подумал, что… тебе понравится.
– Нравится! – сказала Алиса, разглядывая небольшой сапфир в тонком кольце из белого золота, когда стояла посреди комнаты под самой люстрой. – Очень-очень нравится, - она подлетела к Илье и, обхватив за шею, сказала: - А стену я перекрашу.
– Крась что хочешь. Даже меня можешь выкрасить, - смеялся он, обнимая ее. И молчал о том, как утром носился по городу, пристраивая свои часы хоть за половину их цены. Было в этом что-то унизительное и стыдное, о чем Алисе знать совсем не обязательно. И о чем она так никогда и не узнала.
Конец
***
К концу февраля Макаров стал раздражительным и хмурым. Может быть, это последний месяц зимы тащился сонной черепахой, заставляя его злиться на всякое утро, когда оно заставало его за компьютерными бродилками. Вялые попытки найти работу успехом не увенчивались. Деньги кончались. Перспектив по-прежнему не наблюдалось. В свете этого боевой дух медленно, но верно катился к состоянию «ниже плинтуса».
Алька в его глазах казалась почти состоявшимся человеком. Ей, во всяком случае, было куда ходить утром и вечером. И чем больше он сам находился дома, тем сильнее его напрягало ее постоянное (оказывается!!!) отсутствие. То работа, то курсы, то польский. И спрашивается, нафига ей польский? Лучше бы английский подтянула – полезнее. Но Алиса упорно гнула свое. И это странным образом его восхищало. Иногда ему казалось, что она взялась всему миру доказать, что что-то может. В то время как Макарову никогда никому и ничего доказывать не приходилось – все, что с ним происходило, было капризом. Его борьба по сути своей была капризом. В чем-то главном он начинал это сознавать. Пусть и не в том смысле, в каком хотел бы от него отец.
В последнюю неделю февраля позвонил Ванька. Поинтересоваться, жив ли он еще. Макаров и сам, думая иногда о том, насколько изменилась его жизнь в эти месяцы, сомневался, жив ли он. Хотя бы для окружающих.
Алиса заменила ему мир. Все, к чему он привык. Получил ее, но как много потерял за это время? Универ, грубо говоря, «закончился». В турклуб больше
Звонок Ваньки будто выдернул его из болота, в которое он угодил. Глотнул воздуха и почувствовал отчаянное желание барахтаться.
Бросил клич – собрать народ в его апартаментах. «Только учтите, я без довольствия, в опале, все со своим!» - весело сообщил он Ваньке. И отзвонился еще паре человек с той же информацией.
А вечером выдержал трудный бой с Алькой, которая, едва услышав, что он намерен устроить вечеринку, тут же засобиралась проведывать мать.
«В конце концов, живешь ты со мной, - проворчал Илья. – Тебе совсем не интересны те, кто меня окружают?»
Откровенно признаться, что побаивается его друзей, духу не хватило. Но однажды мама уже оказалась права со своим «кто мы против них». Встреча с родителями Ильи это подтвердила. Не хватало, чтобы и предстоящая вечеринка прошла под тем же девизом. Снова почувствовать себя опытным образцом было бы слишком болезненно.
«Ты уверен, что я им интересна?» - предприняла Алиса попытку объяснить свои переживания.
«Они тебя не знают, - отмахнулся Макаров. – И не узнают, если прятаться будешь».
«Я их тоже не знаю».
«Это повод, чтобы свалить?»
Если это и был повод, то во многом надуманный. В конце концов, уйти можно в любой момент, если уж станет совсем невмоготу.
«Ты многих позвал?» - обреченно спросила она.
«Понятия не имею. Они сами разнесут… До кого дойдет – явятся…- ответил он мрачно, потом молчал какое-то время, будто что-то обдумывал. И, в конце концов, заявил: - Слушай, ну это ж не смотрины! А если и… ну, давай это ты еще на них посмотришь, нравятся они тебе или нет, а?»
На том и порешили. Алиса не поехала к маме и даже пропустила занятие в лингва-клубе.
Пятничным вечером в квартиру натолкалось не много, не мало – почти два десятка человек, неизменно задающих один главный вопрос: «Куда пропал, Макаров?» Поначалу веселило, потом начало напрягать. И, когда, в конце концов, этот вопрос прозвучал в очередной раз, Илья не выдержал и решительно гаркнул:
– Объявление для всех, второй раз повторять не буду. Кто в теме – могут продолжать глушить конину. Макаров не пропадал. Макаров живет по прежнему адресу и номер телефона не менял!
– А еще Макарова из универа отчислили, - хохотнул Ванька.
– И Макаров по уши втрескался, - добавил еще кто-то, кого Алиса запомнить не успела, да и не смогла бы при всем желании – слишком велик оказался поток лиц для одного вечера. В этот момент все эти лица дружно обратились к ней.
Она улыбнулась (старалась весело, а получилось так, как получилось) и под видом неотложного дела шмыгнула на кухню, чтобы наткнуться там на Нину. Та почти по-хозяйски колдовала у стола, раскладывая закуски на поднос, и периодически подбрасывала что-то под стол, куда из гостиной передислоцировался прибалдевший от количества народу Францевич. Не поднимая головы, но явно понимая, кто вошел, Нина негромко проговорила: