Иду на вы
Шрифт:
Всякого ожидала Ольга, но не такого. Мал засмеялся. Хрипло и безудержно. Неведомо сколь трясся бы от хохота, да ушибленным затылком ударился о шест. Зашипел от боли сквозь зубы, но придя в себя, ответил:
– Не ты ли прежде уверяла, что бесчестья моего не ищешь? Что ж предлагаешь мне свой живот неволею соплеменников купить?! Самому на сородичей ярмо надеть?! Ты, верно княгиня ума лишилась! Да и кому мне ныне княжее слово молвить? Ты ж извела древлян! Я - князь без роду, без племени. Бабой битый! Таким и останусь в памяти, ежели будет кому помнить. Слышь, как дружина твоя ликует? Моими медами, поди, упились. А с кровушкой-то моей псам твоим медок вдвое хмельней покажется.
Сказав, хотел еще и плюнуть, да не вышло - пересохло во рту.
Ольга выслушала не обронив ни единого слова, а после долго молчала. Когда же повела речь, то без злобы. С укоризною, разве.
– Ты, Мал, меня нарек безумной, а я гляжу, то у тебя разум помутился. Уж не секира ли горбуна тому виной? Верно, что из твоей дружины лишь гридень Вышата остался, а боле ни единого ратника. И то верно, что Искоростень сгорел, а с ним заодно многие горожане. Прочие же мною полонёны. Однако разве древляне в едином стольном граде обитали. Племя ваше числом не велико, но по лесным погостам да городкам людей наберётся поболе чем в Искоростене. И я так мыслю, что сами они власти моей не примут. Желаю иль нет, а придётся мне будущим летом воротиться - огнём да железом непокорных усмирять. Сколь ещё твоих соплеменников костьми ляжет? Я тебе и детям твоим животы сохранить обещала. От слов своих не отрекаюсь и дурного в том не вижу. К чему вам погибать зазря? Но ты, однако, меня не дослушав, взъярился. Не разум, но обида в тебе вопит. Выслушай же! Не тебе одному только, а племени древлянскому мир да покой предлагаю. Города да веси впредь зорить не стану. Урок укажу не боле, чем поляне дают. Торговать в чужих землях древляне под рукою Киева смогут, а от соседей недобрых моя дружина будет им защитой. Худо ли?
Мал сидел, склонив чело, и спросил, очей не подымая:
– Тиуном здесь Свенальда оставишь?
– Воеводе своему,-усмехнулась княгиня,-муж мой, умом не богатый, верил, покуда вы его меж берёз не растащили. Ты, чай, не запамятовал, еще, что без Свенальда тогда не обошлось? Мне алчность его, коварство да честолюбие ведомы, потому в древлянских землях крепнуть да мошну набивать я ему не позволю. Тиуна найду верного и достойного.
– Сладки твои речи, да хмельны будто мёд. А похмелье-то горше полыни.
– Что же огорчает тебя? То ли, что сородичей не уберёг? Ведаю, что волчицей да упырихой меня зовёшь. Оправдаться не смогу, кабы и желала. Только в чужих землях упыри пострашней меня водятся. Не отсидитесь по лесам, как в гости пожалуют. А под рукою у Киева сможете. Ты ведь и сам разумеешь - права я. Или то гнетёт, что бабой бит оказался? Так не я тебя одолела, а Свенальд - воевода искусный. Мужу от мужа поражение потерпеть не срамно. К тому ж, слыхала что в поединке ты, почитай, одержал верх над ним. Хускарл только Свенальда и выручил.
– Свенальд, и впрямь, воевода в битвах искушенный,-согласился Мал.-И в коварстве многих превзошёл. Однако ж не тебя. Так что, гордость мою не щади.
Ольга сощурилась хитро и уперла кулаки в бока.
– А коли и так, то что? Сам же помянул - баба я. Не мечами ж мне с вами, воями, звенеть. Вот я коварством, да кривдой и беру. Мне, бабе, лукавить не зазорно. Однако, верь-не верь, а с голубями не моя, но воеводы задумка. Да, ведь и ты не прост, Мал. Искал же союза с печенегами.
– Всего не ведаешь,-отозвался князь.-Затем искал, лишь, чтобы ты восвояси ушла. Иначе, пришлось бы мне ватаги по лесам подымать. А зажми мы вас с двух сторон, ныне ты бы на моём месте сидела. Только, у меня твой живот
Княгиня, склонилась, поставила наземь, возле пленника, свечу и отошла в дальний угол. Отвернувшись, охватила ладонями локти, да и замерла так в раздумье.
Мал её не тревожил. Когда же поворотилась, наконец, то лика её во тьме было не видать, но князь почуял, что на него она не глядит, прячет очи.
– Прежде ты уверял, что люба я тебе. А нынче, должно, меня ненавидишь?
Мал вздохнул, и помедлил с ответом.
– Желал бы я тебя ненавидеть, да не умею! Пытался, чего уж там. Даже Перуну жертвовал, чтоб научил. Не принял, видать, Бог жертвы. Нет у меня к тебе ненависти.
Ольга чуть приблизилась. Стало заметно, что она и впрямь, опустив долу, очей не подымает, словно стыдится.
– Не того молил,-молвила она едва слышно.-Ладу нужно было. Она любовь дарует, она же и забирает. И ратный Бог ей в том - не указ. Не даром у Фреи свой чертог в Асгарде. И сказывают, будто она со всякой битвы из павших героев свою долю берёт. И сам Отец дружин ей не перечит. А ещё сказывают...
– Ольга!-перебил её Мал.-Те не о том, ведь, желаешь поведать.
Княгиня подошла совсем близко и встретилась теперь взором со своим пленником.
– Не о том,-согласилась и вдохнула поглубже, собираясь с духом.-Знай же, что повстречайся мне тогда не переправе, не Игорь, а ты, всё по-иному у нас сложилось бы. И была бы я тогда счастлива. А ныне - нет! Боги по-своему судили. Они всякий раз по-своему судят, о чём ни моли, чего ни жертвуй... Но, как вышло, так вышло. Я - княгиня Киевская и мать Рюриковича. Тебе ли не ведать, что князья над собою не властны? Не от лютости я лиходеяла, а то лишь творила, чего от меня ожидали. И ныне не в силах тебя с собою на Киевский стол усадить не оттого, что единственно править алчу, а потому, что не попустят мне такого поляне. Прочь погонят, ежели и вовсе в Славутиче не утопят. Да ладно бы меня одну. За Святослава страшусь. Как разойдутся, то разбирать не станут. И Свенальд постарается. Я прежде много с тобою лукавила, но теперь правду реку. Прости, коли сумеешь!
Мал нахмурился, было, но после улыбнулся не весело, а ласково.
– Не винись, княгиня. Виниться, да отпускать вину - то для скудных духом утеха, чтоб дале жить, будто и не случилось ничего. Мы с тобою крепки, нам в том нужды нет. Как вышло, так вышло... Ты спросила - люба ли мне. Боле живота тебя желаю! Однако, честь дороже. Довольно я ей пренебрегал. Согласись ты ныне моей стать, и даже кабы сама просила, то полонённый тобою, замуж бы тебя не взял. Милостей мне не надобно, и стол Киевский дарёный не нужен! Что же до речей твоих, то хоть и не по сердцу мне такое, но признаю их разумными. Против воли, но признаю. Себе живота не прошу, но коли оставишь в живых, слово даю, что людей на тебя подымать не стану, а древлянам велю, чтобы приняли власть Киева. Вот только, не ведаю, послушают ли. Кабы со мною заодно старейшины с волхвами были, вернее вышло б.
– Гордый. Без меры гордый. Но, будь другим, я бы на тебя, поди, и не поглядела...
Княгиня тряхнула головой, будто отгоняя незваные думы и повела речь уже об ином:
– Где волхвов искать не ведаю, а со знатью вашей, какую сумела взять живыми, я уже сговорилась. Они со мною согласны.
– Ну, эти и с самою Марой сговорятся,-не выказал удивления Мал,-ежели та посулит, что куры нестись не перестанут. Поведай, однако, как мыслишь слово моё да старейшин до племени донести. Рассеяны древляне по лесам - не вдруг сыщешь. Гонцов пошлёшь - убьют. А, не убьют, так всё одно к тебе не явятся. Не поверят, уж не взыщи.