Иду на вы
Шрифт:
– А ежели старейшин и послать?
Князь поморщился, будто от боли.
– Воля твоя, вестимо, однако я б тебе того не присоветовал. Покуда они с тобою рядом, да в неволе, то и послушны, и согласны, а как подале очутятся, могут и смуту затеять. От чего уйти пытаемся, к тому и воротимся.
– Я схоже мыслю,-кивнула Ольга.-Как по мне, так весь бы полон отпустила, но дружина заропщет. Даже моя, а свенальдовы, так и вовсе могут за мечи взяться. Отпущу старых, увечных да хворых. Может баб ещё с малыми детьми. Всё одно им до Киева не дойти. Не сдюжат.
– Добро,-согласился Мал.-Только, вот что. Разыщи пяток мужей зрелых, но не старых. Из тех, что в полон к тебе вместе со сродниками угодили. Их тож отпусти.
– Почто?-удивилась княгиня.
– Так ведь, кто ж из древлян по своей воле согласится к тебе посольством ехать? Чай, не запамятовали как ты послов привечаешь - кого не спалишь да не зароешь живьём, того зарежешь. А эти к жёнам да детям воротятся, и тебе волю племени скажут.
– Не ты ли меня коварной величал?!-рассмеялась Ольга.
Мал не смеялся, глядел угрюмо. На него глядя, и княгиня веселилась не долго.
– Ладно,-отсмеялась она.-Отчего ж о себе не справляешься? Хотя, вестимо отчего... Ну, коли так, сама поведаю. Есть у меня в Любиче верные люди. Там тебя поселю. С гриднем твоим и детьми. Их, как подрастут, ко двору в Киев позову, а покуда приставлю к вам ратников числом с десяток.
– Не веришь?!-возмутился князь-Я слово дал!
Ольга в отвел махнула рукой.
– Не ярись понапрасну. Слову твоему верю, да Свенальда опасаюсь. Трое нас ведает почему Игорь за второй данью в ваши земли воротился. Коль прознают в Киеве правду, и мне, пожалуй не поздоровится. Но, я-то уж как-нибудь, да извернусь, а на нурманов-чужеземцев люд и без того недобро глядит. Разумеешь? Не надобен ты живым воеводе.
Мал пожал плечами.
– Твоя воля, княгиня. Поступай как решила.
Ольга не ответила. Глядела молча на Мала и тот, сам не ведая почему, оробел вдруг от её взора. Оробев же на себя озлился.
– Ну, чего ожидаешь-то? Всего, о чём желала, кажись добилась уже от меня. Прощай теперь, что ли!
Княгиня помолчала ещё немного и вытянув из ножен на поясе коротки кинжал, молвила:
– Добилась, да не всего.
Завидев клинок, Мал не испугался. Удивился только - неужто зарезать удумала? А княгиня, меж тем, ловко, будто куница, скользнула к нему, опустилась рядом на колени и задула свечу.
Во тьме Мал почуял как обняла его Ольга. Вострое железо разрезало путы. Ладони закололо иглами, а дыхание, вдруг, перехватило. То жаркие уста Ольги накрыли его уста.
Непослушными руками Мал попытался её обнять в ответ. Вышло неуклюже, словно у отрока юного с невинной девкой, и он услыхал как Ольга весело зашептала ему на ухо:
– Ишь резвый какой! На ногах не устоял, а руки тянет. Герой! Ты-Ольга ткнула князя пальцем в грудь,-мой пленник. Иль запамятовал? Ныне я в тебе властна, а твоя доля - слушаться. Знахарь тебе лежать велел, вот и лежи.
Княгиня стащила с Мала рубаху и мягко уложила на спину.
– Лежи, любый. Не заботься ни о чём.
– Не сон ли?!-только и сумел вымолвить князь.
– Так,-отозвалась Ольга.-Просто снится он нам обоим...
Примостившийся снаружи Спегги, огладил задумчиво безволосый свой подбородок и довольно оскалился. Рядом не нашлось никого, кто оторопел бы от его улыбки. А, кабы и оказался, всё одно не разглядел. Ночь надёжно укрывала горбуна от чужих взоров, но полотняная стенка не скрыла от него ни единого слова. Будто сам был в шатре.
С ловкостью, какой никак не ожидаешь от горбатого, Спегги поднялся и в два тихих шага растаял во тьме. Чего потребно, то услыхал. До утра хорониться за шатром нужды он не видел.
* * *
Княгиня оставила шатёр затемно, покуда не занялась заря.
Осмуд с Фомою стояли, как и было велено, напротив входа, неподалёку. Прочая стража - поодаль.
Сумерки не давали разглядеть лики, и Ольга подошла к дядьке да греку вплотную. Встретилась взором с одним и другим, но ничего не прочла в их очах - ни осуждения, ни одобрения, и тем осталась довольна.
– Вам двоим верю,-молвила,-но что, ежели те,-она кивнула в сторону ратников,-языки распустят.
– Не распустят,-буркнул угрюмо Осмуд.-Как только помыслят распустить - вырву.
Ольга кивнула и спросила у дядьки:
– Отыщешь ли с десяток верных, умелых да не болтливых воев?
– Могу. Тот десяток, что со мною в Искоростень ходил.
– Пожалуй,-согласилась княгиня.-Вели им готовыми быть. Они с нами обратно не пойдут, а за ночь до того, как на Киев выступим, возьмут коней и повезут Мала, гридня его да детей в Любеч. Двор в посаде, где остановиться, я после укажу. Ратники там же останутся - Мала стеречь. Да пусть стерегут пуще животов своих!
– Страшишься, что сбежит?
– Нет. Страшусь, что сыщется тот, кто пожелает погубить его. Потому, к слову, гляди чтоб люди твои не болтали.
– Ясно. Сделаю, как велишь.
– Да, вот ещё. Пусть возьмут с собою знахаря. Мал слаб покуда.
При этих словах, Фома постарался скрыть невольную улыбку, однако Ольга приметила.
– На первый раз пощажу,-обернулась она к монаху.-А ещё раз этак осклабишься, не взыщи, не погляжу, что Божий слуга. Ты давеча присоветовал мне о подданных заботиться. Мал ныне - мой подданный. А прочие древляне вскоре станут.
И, ни слова боле не сказав, зашагала прочь.
Осмуд сперва поглядел ей вослед, затем на грека, и разведя руками, молвил негромко:
– Княгиня!..
– О, да!-согласился Фома.
* * *
Вои, упившись медами, разбрелись по палаткам да землянкам. А иные, так и вовсе завалились наземь у прогоревших костров и храпели теперь громче, чем прежде горланили песни.
Спегги вернулся незамеченным.
Свенальда горбун застал в длинном доме. Тот, ожидая своего хускарла, сидел за столом с ясным - будто ни к единой чарке не приложился - взором.