Идущий следом
Шрифт:
– Броселиана там!
– махнул он рукой куда-то по течению золотого утреннего света, - Есть длинная цепочка озер, мы сейчас идем параллельно последнему, Подметке. Оттуда выходит короткий речной рукав до залива. В холмах живут овечьи пастухи, это еще день пути, так что неурожай нам сегодня-завтра не опасен!
– Ладно, - согласился Сумочка, - может, хоть сыром разживемся.
Сыром мы и в самом деле разжились. Вечером с холмов потекли стада, как грязные талые воды, а мы остановились на ночлег у дряхлой пастушки; теперь она занималась лечением мелкой скотины. О том, что делается за пределами холмов, она ничего не знала.
Это был последний мой безмятежный день.
***
Когда
Вроде бы и куськи этого уже не стало, а хлебом все равно не делились. И солнце не светило больше, ушло во мглу, что никак не могла разрешиться дождем. Права на пернатую дичь и зверя принадлежали двум братьям-баронам, для которых охота стала почти единственным источником мяса. Они браконьера повесили бы, предварительно распоров ему жадное брюхо. Можно было натаскать по ручьям рыбьей мелочи; близнецы, которых мы прежде не принимали всерьез, не давали нам бредня ни за что и обеспечивали компанию только сами. Они, по сути, нерасчетливые дети, гнались за быстрым уважением, а потому почти сразу же стали важничать. Бертран чувствовал себя так, словно его сунули в огромные тиски и неумолимо сжимают со всех сторон; даже Гром, конь выносливый и умный, перестал его радовать. Рыцаренок был озабочен отсутствием меча.
Ближайший городок с базаром находился в трех днях пути, в землях Гавейна-Чернокнижника, но продавали там оружие либо самое дешевое, предназначенное для крестьян, либо дорогое, турнирное. Зная об этом, Бертран мрачнел. В первой же деревне он направился к кузнецу, а мы остались на лугу, под небольшим стогом новой травы.
Вскоре подошла ватага. До осени местные парни таскают баржи на рукавах меж озерами и вверх по главной реке. И эти, с полотенцами на шеях, видимо, направлялись туда же. Их главарь, не переставая щелкать орешки, подозвал нас жестом. Я чуть раньше успел припрятать под стогом лук и колчан и сейчас подошел к ним, не вынимая ножа. Их предводитель был плечист и сутул, казался телом уже не парнем, а мужиком, но лицо его бороденкой еще не обросло. В любом случае мне пришлось бы худо; местные парни, хоть и невысокие, и неуклюжие, созревают рано.
– Чего тут вам надо?
– Ничего такого. Мы идем к лесу.
– Тут не подают, голытьба.
– Иди своей дорогой, пропусти нас!
– А чего за это дашь?
– Нету у нас ничего!
– Врешь, побируха! С вами был воин.
– Так с него и спрашивай.
– А я с тебя спрашиваю, ну!
– Ты, никак, трусишь?
– Сумку давай! Давай, говорю!
По бокам у меня примостились Косынка и Сумочка, но и они не доставали ножей.
– Это еще что за дети?
– спросил вожак и слегка ударил меня в плечо. Потом что-то твердое, мне казалось, рухнуло прямо с небес мне на макушку, и я упал.
Я потерял сознание почти сразу - близнецы сказали, что один ватажник ударил меня дубинкою сзади, зашел незаметно, пока я пытался отболтаться - и нападающие, слегка меня попинав, потеряли интерес довольно быстро. А вот близнецов метелили долго. Школяры всегда дерутся с городскими, есть даже такой праздник, когда сжигают Старую Зиму: школяры берут очень большие кисти, городские парни - метлы, все выходят на лед и бьются, пока последний не упадет. Косынка и Сумочка всегда воевали спина к спине, и сбить их с ног было не так-то просто. И теперь они прикрыли друг другу спины, а противники взяли их в кольцо и крепко наваляли по мордасам. Потом кто-то
Тут ватагу спугнул Бертран. Разогнав коня, он помчался в бой и смог достать кое-кого длинной плетью. Парни медленно и с достоинством отошли, а мы остались. Рыцаренок наехал конем на вожака и громовым голосом повелел отдать то, что взяли. Длинный ватажник демонстративно откусил от сыра, а вожак бросил наш бредень под ноги коню; Сумочка тут же подобрал его и осмотрел. Парни дружно повернулись, вожак плюнул в пыль и повел их дальше.
– Давайте дадим им уйти, - приказал Бертран, - а я вам пока расскажу что-то важное.
Он спешился, мы опять расселись под стогом. Лук и колчан не тронули, и я снова положил их на колени. Конь пощипывал сено, у седла было привешено какое-то странное копье-трезубец; наш трубадур вернулся от кузнеца босым, без кожаной седельной сумы-мешка и с лютней вместо щита за плечами. Струны задевали за костяные накладки колета и неприятно повизгивали.
Когда я спросил об этом, он досадливо отмахнулся:
– Ну ее. Она все равно была пустая.
– А сапоги?
– Променял все кожаное на рогатину. Нет у него ни мечей, ни копий - вот о чем речь.
Я видел березу, она была толстой и пыльной, словно сделана из сыпкого мела, и даже не шелестела. Голова моя пока не болела, но казалась до странности легкой и мягкой; кожу не порвали, но шишка обещала вырасти такой, как бывает у мудрецов для помещения дополнительного божественного разума.
– Давай свои носки, пришью к ним подметки с носами и пятками. Косынка, дай голенища - сапоги все равно не твои, дареные...
– Не надо, Мельник...
– Надо. В лес идем.
Косынка сапог не снял, но и не сопротивлялся. Я как мог ровно срезал часть голенищ, сел под стог с шилом и веревочкой. Бертран, поворчав, отдал толстые колючие носки. Я начал шить, а он - говорить.
– Так вот. Кузнец продал все оружие, какое у него было. Осталась вот эта рогатина, ею только медведя или мужика с тесаком остановить, для конного боя она не годится. Все мечи продал, а они ведь были!
– Да не тяни ты!
– вдруг потребовал чем-то обиженный Косынка.
– Не тяну. Тихо! У Гавейна заваруха началась. Наши пилигримы, да еще и городская голь - они захватили свой любимый холм и вообще Холмы и держат уже неделю как. Гавейн с войском вышел в поле. Говорят, его мужики - они держатся старой веры - разозлились и восстали, требуют, чтобы он укротил еретиков, они их пастбища заняли. Сами мужики всего боятся, и герцога, и еретиков, а требуют... Кузнец продал оружие вроде бы им, оно у него все-таки не рыцарское. Он говорит, кто-то, Лот или Уриен, ему-то все равно, хочет напасть на отца. Не знаю, что делает другой сын - может быть, и с еретиками. А Броселиана, ее дочь Артес и внучка Мограуза готовят оборону города. Если у них получится, то город окружит лесная стена, и лес унесет целый город незаметно к самому Сердцу и Мира и там убережет.
– Нам надо туда!
– вскрикнул Косынка, - Отец...
– Я туда без меча и копья не пойду и вас не поведу! Это безумие.
– Подожди, брат, - начал было Сумочка, - мы и так, и так туда...
– Поздно будет! Если город уйдет...
– Погодите, парни, - сказал я, усталый и властный, - не орите, голова болит. Давайте так: до лесу час пути, там посидим, подумаем. А то здесь разбойничают. Мы же почти без оружия.
– Но у тебя лук!
– Да заткнитесь оба! Пока идем в лес!