Иеремиевы огни
Шрифт:
На следующий день Бельфегор действительно и словом не обмолвился о своей находке. Наоборот, усиленно и незаметно отводил подозрения от Эррута и близлежащих городов, чтобы никто из соглядатаев даже случайно не наткнулся на след Дилана со товарищи — теперь это не только было его формой протеста против отца, но и их общей с Миа тайной. Вновь дистанцироваться от всех, как это было в лагере будущих Посланников, не составило для Бельфегора ровным счётом никакого труда, а поскольку в прямом смысле он никого из присутствующих не обманывал, совесть тоже не дала о себе знать ни разу.
Так потянулись
Возвращаясь домой, Бельфегор вместе с ней отслеживал весь дневной путь разыскиваемой Аспитисом четвёрки, убеждаясь, что они всё так же в городе — уже, к слову, успели сменить комнату в отеле на небольшой пригородный домик с садом, явно нуждающийся в ремонте и потому наверняка обошедшийся им дешевле проживания в гостинице, — а после до глубокой ночи засиживался за разговорами. Миа, по до сих пор непонятной ему до конца причине сменившая гнев на милость, оказалась почти полной противоположностью той девушки, которую он привык видеть раньше, и, получив наконец к ней доступ, хорон не мог оторвать от неё глаз — и каждый час, проведённый без неё, был настоящей пыткой. Наверное, он был способен просто молча сидеть рядом вечно, не тратясь более ни на что, но Миа, как и её брат, активно избегала тишины и всё время вовлекала его в разговор.
Впрочем, на откровенные темы они перешли лишь к концу первой недели, когда понемногу Бельфегора начал отпускать образовавшийся в голове туман. В вечер седьмого дня с момента обнаружения Дилана, когда они уже оставили в покое его компанию и заперлись в комнате Миа, более подходящей для посиделок — как романтических, так и обычных, — она как будто невзначай спросила:
— А почему ты всё-таки этим занимаешься? Брякнул Адамасу адрес лаборатории не подумав, а теперь пытаешься это исправить?
Бельфегор, как раз заворожённо наблюдающий за переливами её двояких волос в побочном светло-фиолетовом свете, заменяющим в такие часы им обычные потолочные лампы, очнулся и заморгал, приходя в себя. Миа смотрела на него с праздным интересом, но он определённо готовился перейти во что-то ещё, и хорон поспешил ответить:
— Я почти никогда не делаю чего-то не подумав. Всё было вполне осознанно: и сдача лаборатории, и помощь отцу.
— И в чём великий смысл? Я просто пытаюсь понять твою логику. Ты же сам себе противоречишь!
— Не совсем. Я просто решил, что каждый заслуживает хоть какого-то, пусть и самого завалящего, шанса. Отец не дал Дилану очухаться от его злоключений — а Адамас меж тем спасал его именно для того, чтобы он смог наконец нормально пожить.
— Вот эта беготня по Милотену — жизнь? — усмехнулась Миа и перевернулась на живот, подпирая голову сразу обеими руками. Взгляд у неё стал пронзительным, испытующим, даже, наверное, осуждающим, и лежащий рядом на её кровати Бельфегор улыбнулся, смягчая тон разговора.
— По
— Считаешь, дать рождение другим Особенным — его судьба? — задумчиво спросила Миа, возводя глаза к потолку. — То есть, ты пойми меня правильно, я и сама хочу, чтобы его вернули: нельзя хоронить такие проекты. Но иногда я начинаю сомневаться. Совесть просыпается и зудит: кто вы такие, чтобы решать за других…
— Да что ему грозит-то такого страшного? Вряд ли отец разберёт его на атомы, выковыривая из клеток альмегу. Поэкспериментирует и отпустит, скорее всего. Тоже злодея себе навоображали. Да и потом, общее важнее частного.
— Слушай, а как ты вообще умудряешься вот так лавировать? Тогда, на учебной базе, у меня возникло ощущение, что ты предан отцу всеми потрохами. Ну ладно, то, что сошёлся с Адамасом, ерунда, не такие уж там все враги. Но вот это… Это разве не двойное предательство?
— Не думаю, — хмыкнул Бельфегор. — Что бы ни было в начале, в конце будет так, как захочет Мессия-Дьявол. Если не удастся, конечно, его отговорить. Я с детства лелею эту глупую мечту — хоть от чего-то его отговорить…
— Знакомая ситуация! — Миа рассмеялась. — Я тоже в семье вечно в роли какой-то оппозиции — Адамас отдыхает! Отец никогда особо мной не интересовался, пока я не пихала себя ему под нос: вот она я, и я такая! Самое обидное, что никогда не объяснял, почему я не могу так же, как его любимый-обожаемый сын, подготовиться и поступить в Генштаб…
— Серьёзно? — удивился Бельфегор: он уже давно уверился в мысли, что свои поступки Рэкс Страхов объясняет даже тем, кто прекрасно прожил бы и без его объяснений. Миа поморщилась.
— А то. Просто уходил от ответа. Считал, что я не пойму? Не знаю даже. Кажется, с твоим у тебя на базе та же была история? Как ты его терпишь?
— Привык за столько лет. А ты в ГШР из принципа пошла? Гражданская жизнь — слишком просто?
Хорони фыркнула и толкнула Бельфегора под бок — он едва удержался на краю кровати, но не смог перестать улыбаться.
— Как ты себе это вообще представляешь?! Дочка Рэкса Страхова — и вдруг гражданское лицо? А потом что: муж в двадцать лет, дети в двадцать один, дача в двадцать пять? Пруд с утками прилагается на старость? А родной, младший между прочим, брат будет творить историю? От тебя, кажется, в восемь лет отец вообще отрёкся, что ж ты в МД всё равно полез?
— Ох уж это мне стремление кому-то что-то доказать, — закатил глаза Бельфегор. — У меня не было иной судьбы, но у тебя-то была. А что в итоге: милуешься с сыном бывшего главного врага своей семьи плюс идёшь против отца, а заодно и брата, помогая этому сыну поймать и посадить под стражу и без того намучившегося в жизни бедолагу…
Сказав это, он затаил дыхание: Миа всё ещё оставалась для него слишком непредсказуемой, как-то отреагирует на подобные неприкрытые факты?
— Почему не было? — неожиданно тихо спросила Миа. Она положила голову на разноцветный плед, заглядывая в глаза Бельфегору. — Кто тебе мешал? Отец отвернулся от тебя, почему было не отвернуться в ответ?