Иеремиевы огни
Шрифт:
Охрана помогала им как могла. Из ниоткуда вынырнул взъерошенный, с болтающейся плетью левой рукой и рассечённой бровью Мисао, азартно сверкающий ставшими травяно-зелёными в этом освещении глазами, одним ударом снёс вцепившегося в Аспитиса квадратного вера, больше похожего на солдата, чем качка, подсёк ноги сормаху, вдруг выросшему перед Домино, и распахнул успевшие закрыться двери затрибунного входа. Они выходили последними, и, отдав честь здоровой рукой, Мисао метнулся обратно в зал. Четверо ждавших в коридоре охранников взяли Аспитиса и Домино со спасёнными в кольцо и бегом отбуксировали на улицу, во внутренний дворик, где находились стоящий рядом с Коеном Адамас и — поодаль — малая часть участвовавших в пресс-конференции
Где-то вдали слышался нарастающий гул сирен — патрульные и скорые одновременно. Аспитис, мельком пробежавшись взглядом по Домино и Адамасу и убедившись, что на каждом разве что мелкие царапины, осторожно усадил тамассу-провокаторшу на одну из скамеек, во множестве раскиданных по всему внутреннему дворику, и почти ласково поинтересовался:
— Ну как, убедилась, что для толпы нет разницы, кого четвертовать первым?
Тамасса, совсем молодая девушка лет двадцати трёх, коснулась пальцами раны на лбу — Аспитис уже видел, что голову ей не пробили, потому не беспокоился, — отдёрнула руку, поморщившись, и ничего не сказала. Та сильвисса, которую привёл Домино, села возле неё и обхватила руками за плечи, вскидывая светло-голубые глаза — два топаза чистой воды — из-под пшеничной чёлки сразу на всех троих представителей законной верховной власти.
— Мы так благодарны вам! — выпалила она, волнуясь. — Что не бросили. Я была уверена, что вы исчезнете из зала первыми!
— А то и вами заслонимся, — усмехнулся Адамас. — Какие только про нас слухи усилиями «Атра фламмы» не ходят… А вы верите!
— Я лично напишу о вашем подвиге! — горячо заверила его сильвисса и мстительно заулыбалась. — Главред больше не сможет заткнуть мне рот… А там и вся «Максима» подтянется!
— Так вы из «Максимы»? — приятно удивился Аспитис, следя краем глаза за Коеном, нашёптывающим что-то на ухо внимательно слушающему его Домино. Сирены охранного подкрепления и медицинской помощи слышались уже совсем близко, может быть и с обратной стороны правительственного здания.
— Ну не совсем, — смутилась журналистка. — Подотчётное им маленькое издание… Да только они и сами молчать не смогут, вы же понимаете!
— Понимаю, — Аспитис многозначительно хмыкнул. Домино тронул его за рукав.
— Нам пора уезжать, — негромко проговорил он. — Толпу уже рассеяли и обезвредили. Сейчас сюда подойдут врачи. Коен сказал, машина с Диллзой ждёт за поворотом улицы. Идём.
Аспитис кивнул, улыбнулся напоследок смотрящей на него всё с тем же обожанием сильвиссе и замкнул строй, ведомый Коеном через КПП на улицу к «ворону».
— Мы поразительно легко отделались, — выдохнул, оказавшись в салоне, Адамас, и тон его тут же стал подозрительным: — Надеюсь, ваших людей в толпе не было?
— За кого ты меня принимаешь? — Аспитис не оборачивался, чтобы никто из сзади сидящих не заметил случайно, что его запоздало лихорадит от всего пережитого.
— За интригана, — воинственно отозвался Адамас, и Домино издал невнятный смешок.
— Интриговать с толпой гражданских себе дороже, — заметил он и, как увидел Аспитис в зеркало, недобро улыбнулся. — Марку тоже ещё только предстоит это понять. На сколько дней ставите, Мессия?
— Максимум три. А ты?
— Я считаю, два. Посмотрим.
За окнами машины замелькали туннельные огни начавшегося подземного хода ГШР. Адамас недоуменно переводил взгляд своих механических глаз, освобождённых от очков, с Домино на Аспитиса и обратно, но пока у хорона не было желания что-то ему растолковывать. Посовещаться
Даже забавно, как скоро явка, на которой сейчас проживала сборная солянка из семьи Анжелы, Гери и изредка появляющихся Бельфегора с Миа, стала для него домом.
Беспрекословно подчинившись когда-то воле Аспитиса и позволив в один момент увезти себя, маму и сына за тридевять земель, Анжела уже на следующий день поняла, что саму себя закрыла в клетке. И вовсе не потому, что им запрещалось покидать территорию дома и даже созваниваться с кем-то за его пределами, а из всех развлечений были телевизор, компьютер да общение. Просто вдруг вновь возникший в её жизни Аспитис и резко обрушившаяся сразу на весь мир беда в виде восставшей «Атра фламмы», угрожающей не только всеобщему спокойствию, но и лично Аспитису с Рэксом, как это было в больнице в Элевейте, всколыхнули в Анжеле все чувства, которые она только-только уложила по ровным стопочкам на дне души, вернувшись с войны домой, — и всё, что она могла делать в своём добровольном заточении, это непрерывно переживать за жизнь бывшего руководителя организации Мессии-Дьявола.
Это беспокойство угнездилось где-то так глубоко в Анжеле, что она никак не могла добраться до него и выкорчевать с корнем. Внешне она оставалась собой, чётко следуя образцу поведения окружающих её людей: приглядывать за Стивом, как его бабушка, с ужасом смотреть новости, как Гери, радоваться обширному саду на заднем дворе, как Стив, — Анжела иногда буквально подвисала, наблюдая за тем, как вихрастая светло-рыжая с каштановыми прядками голова сына мелькает то там, то здесь в зарослях, громко восхищаясь каждому новому растению, камню или животному. Здесь стрекотали по ночам сверчки и пели днём огромные глазастые цикады, от совсем близкой, звенящей за лесом речушки прилетали радужные, будто сошедшие с картинки стрекозы, любящие с шумом вертолёта приземлиться на палец или ладонь и замереть фигурным осколком витражного стекла. Но именно на фоне этой наполненной спокойной всепобеждающей жизнью пасторали к Анжеле приходили в голову самые мрачные мысли, и она, прежде непрошибаемая оптимистка, способная утешить и увести за собой в свет кого угодно, замирала в ужасе и тревоге.
До них, конечно, никакие волнения не докатывались — разве что через постоянно работающий телевизор на стене, потому что охранники предпочитали держать язык за зубами по поводу всего, что происходило вне канарийских улиц. Раз в два дня появлявшийся вместе с Миа Бельфегор — и тот просто добродушно улыбался в ответ на сыплющиеся на него вопросы, что уж говорить об Аспитисе, который приезжал поздно ночью, а уезжал рано утром и даже шанса не давал с собой пообщаться. Один лишь раз он тенью возник в доме средь бела дня, задержавшись почти до ночи, но они со Стивом и матерью Анжелы так скоро и неожиданно подружились, что хорони не решилась отнять у него эту простую радость — общение с весёлым ребёнком пяти лет и его тихой, тепло улыбающейся бабушкой. Все эти часы сама Анжела молча просидела рядом с ними, и при взгляде на в кои-то веки расслабившегося Аспитиса, оказывается, умеющего ладить с детьми, её сердце ненадолго успокоилось.
Но это был всего один день, на исходе первой недели их проживания в пригороде Канари. Всё последующее время, чтобы хоть как-то отвлечься от гнетущих мыслей, Анжела была вынуждена разговорить охранников. Как раз после этого визита Аспитиса они сменились: вместо скрытного, всего в татуировках, хищноглазого Сорена и отряжённого к нему Мисао, в свои свободные часы не отлипавшего от Гери, однажды утром на постах оказались два хаена: уже виденная Анжелой в больнице Тинаш и раза в два старше её солдат с могучей грудью и отсутствующей мочкой уха, представившийся Хорстом.