Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)
Шрифт:
Доктор сам отвел ее на третий этаж, а потом в самый конец длинного, пахнущего лекарствами коридора. Бен лежал с закрытыми глазами, укрытый до подбородка простыней. Он казался таким бледным и неподвижным, что целую минуту Сьюзен с ужасом думала, что он мертв - тихо отошел, пока они с доктором разговаривали внизу. Потом она разглядела, что медленно поднимается и опадает грудная клетка, и облегчение оказалось так велико, что чуть не свалило девушку с ног.
"Я люблю этого человека, - подумала она.
– Выздоравливай, Бен. Выздоравливай и быстрее заканчивай свою книгу,
– Пожалуй, лучше вам сейчас уйти, - сказал врач.
– Может быть, завтра...
Бен зашевелился и издал горловой звук. Глаза его медленно открылись, закрылись, открылись опять. Во взгляде, одурманенном наркотиком, все же отразилось понимание ее присутствия. Он протянул к ней руки. Из ее глаз текли слезы, когда она улыбнулась и сжала его руку.
Он пошевелил губами, и она наклонилась, стараясь расслышать.
– В этом городе есть и настоящие убийцы, а?
– Бен, мне ужасно жаль!
– По-моему, я выбил у этого парня один-два зуба. Неплохо для писателя, правда?
– Бен...
– По-моему, хватит, мистер Мерс, - посоветовал врач.
– Дайте клею схватиться.
Бен поднял на него глаза:
– Одну минуту.
Потом пробормотал что-то неразборчивое.
Сьюзен наклонилась:
– Что, дорогой?
– Уже стемнело?
– Да.
– Хочешь навестить...
– Мэтта?
Он кивнул.
– Скажи ему... пусть расскажет тебе все. Спроси его... знает ли он отца Кэллахена. Он поймет.
– О'кей, я передам, - пообещала Сьюзен.
– Теперь спи. Хорошего сна, Бен.
– Люблю тебя.
– Он пробормотал что-то еще, потом глаза его закрылись. Дыхание стало глубже.
– Что он сказал?
– переспросил доктор.
Сьюзен сдвинула брови.
– Похоже на "Закрывайте окна", - сказала она.
Вернувшись за пальто, она застала в приемной Еву Миллер и Хорька Крэйга. Порыжевший меховой воротник Евы определенно предназначался для торжественных случаев, а на Хорьке болталась слишком большая для него куртка мотоциклиста. У Сьюзен потеплело на душе.
– Как он?
– спросила Ева.
– Думаю, все будет в порядке.
Сьюзен повторила диагноз врача, и Ева как будто успокоилась.
– Я так рада. Мистер Мерс такой хороший человек... Ничего подобного у меня никогда раньше не случалось. А Флойда Перкинсу Джиллеспи пришлось запереть в вытрезвителе. Хотя он вроде бы и не пьян. Просто как-то не в себе.
Сьюзен покачала головой:
– Это на Флойда совсем не похоже.
На минуту наступило неловкое молчание.
– Бен - славный парень, - сказал Хорек и погладил руку Сьюзен. Недели не пройдет, как он встанет. Вот увидите...
– Я уверена, - согласилась Сьюзен и сжала его руку.
– Ева, скажите, отец Кэллахен - это священник из Сент-Эндрю?
– Да, а почему вы...
– Так... любопытно. Послушайте, спасибо вам обоим, что пришли. Если бы вы смогли заглянуть завтра...
– Решено, - отозвался Хорек.
– Правда, Ева?
– он обнял ее
– Конечно, приедем.
Втроем они вернулись с Джерусалемз Лот.
Мэтт не закричал по обыкновению "Входите!" в ответ на ее стук. Вместо этого из-за двери раздалось тихое и нерешительное: "Кто там?".
– Сюзи Нортон, мистер Берк.
Он открыл дверь, и девушка ощутила самое настоящее потрясение, увидев, как изменился Берк. Он выглядел постаревшим и измученным. В следующую минуту она заметила, что у него на шее висит тяжелое золотое распятие. Оно так странно выглядело на потертой фланелевой рубашке, что Сьюзен чуть не засмеялась - но удержалась от смеха.
– Заходи. Где Бен?
Она все рассказала, и его лицо вытянулось:
– Так Флойд Тиббитс решил разыграть оскорбленного возлюбленного? На редкость некстати... Майка Райсона сегодня привезли из Портленда к Формену. И наша поездка в Марстен Хауз, видимо, откладывается...
– Какая поездка? Причем здесь Майк?
– Хочешь кофе?
– спросил он машинально.
– Нет, я хочу выяснить, что происходит. Бен сказал, вы знаете. И я хочу, чтобы вы мне объяснили.
– Это легко сказать, - произнес он. Легко Бену сказать. Сделать труднее. Но я попробую.
– Итак?
Он поднял руку:
– Сначала вот что, Сьюзен. Вы с матерью заглядывали как-то в новый магазин.
– Да, конечно. Ну и что?
– удивилась Сьюзен.
– Можешь ты рассказать мне об этом месте? И, что еще важнее - о хозяине?
– О мистере Стрэйкере?
– Да.
– Ну, он совершенно очаровательный. У него просто придворные манеры. Он сделал Глэдис Мэйберри комплимент по поводу ее платья, и она покраснела, как школьница. Он расспросил миссис Боддин о ее перевязанной руке - она обожглась - и дал ей рецепт какой-то мази. Сам написал. А когда вошла Мэйбл...
– Сьюзен рассмеялась.
– Да?
– Он предложил ей кресло. Да какое! Настоящий трон. Красного дерева. Сам притащил из другой комнаты, улыбаясь и болтая с прочими дамами. Но оно, должно быть, весило не меньше трехсот фунтов. Он водрузил это кресло посреди комнаты и подвел к нему Мэйбл. Под руку, представляете? А она хихикала. Видели бы вы, как она хихикает! И он подавал кофе. Очень крепкий и очень хороший.
– Стрэйкер тебе понравился?
– Мэтт внимательно наблюдал за ней.
– Это все относится к делу?
– Может быть, да.
– Хорошо. Вот вам женская точка зрения. И да - и нет. Пожалуй, я к нему чувствовала легкое сексуальное влечение. Пожилой человек с очаровательными манерами. О таком сразу скажешь, что он умеет заказывать французские блюда и знает, к чему подходит какое вино - да не просто, красное или белое, а какого урожая и какого виноградника. Таких людей тут не бывало - это уж точно. Но ничего женоподобного в нем нет. Ловкий, как танцор. И, конечно, есть что-то привлекательное в человеке, который так откровенно лыс.
– Сьюзен немного смущенно засмеялась, задавая себе вопрос, не наговорила ли она лишнего.