Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)

Кинг Стивен

– С ним можно поговорить?
– настаивал Бен.

– Не знаю. Думаю, надо попробовать.

– Так вы совсем с ним не знакомы?

– Да нет, кое-что о нем знаю. Он пишет историю католической церкви в Новой Англии и прекрасно разбирается в поэтах так называемого "золотого века": Витье, Лонгфелло, Рассел, Холмс и другие. Боюсь, для вас это бесполезно.

– Я посмотрю на него, - решил Бен, - и поступлю так, как нюх подскажет.

С предупреждающим знаком вошла сестра, и через минуту появился Джимми Коди со стетоскопом на шее.

– Беспокоите

моего пациента?
– осведомился он дружелюбно.

– И вполовину не так, как ты...
– сказал Мэтт.
– Мне нужна моя трубка.

– Вам нельзя, - машинально отозвался Джимми, читая карточку Мэтта.

– Скотина, - пробормотал тот.

Коди положил карточку на место и взялся за зеленую занавеску, огибающую кровать:

– Боюсь, мне придется попросить вас обоих выйти на минуту. Как ваша голова, мистер Мерс?

– Как будто не протекает.

– Вы слышали о Флойде Тиббитсе?

– Сьюзен рассказала. Если у вас есть время, я хотел бы поговорить с вами после обхода.

– Я закончу обход вами, если хотите. Около одиннадцати.

– Отлично.

– А теперь, если вы со Сьюзен нас извините...

Занавеска отгородила Бена и Сьюзен от кровати. Оттуда послышалась неразборчивая, но въедливая скороговорка Мэтта и слова Коди: "В следующий раз, когда вы окажетесь у меня под наркозом, я вам удалю язык и половину лобной доли". Бен и Сьюзен улыбнулись друг другу, как улыбаются молодые пары, когда у них все хорошо, но обе улыбки почти одновременно растаяли. Каждый задал себе вопрос, не сошел ли он с ума.

В четверть двенадцатого, когда Джимми Коди вошел наконец в палату Бена, тот сразу начал:

– Я хотел говорить с вами о...

– Сначала голова, потом разговоры.
– Коди занялся перевязкой, заставившей Бена подпрыгнуть, потом посветил ему в глаз, постучал по колену резиновым молоточком. Со внезапной дрожью Бен подумал, что молоточек, должно быть, тот самый, которым Джим проверял Майка Райсона.

– Как будто удовлетворительно, - резюмировал Коди.
– Как девичья фамилия вашей матери?

– Эшфорд.
– Бен не удивился. Подобные вопросы ему задали сразу же, как он пришел в себя.

– Второе имя отца?

– Мертон.

– Тошнота, головокружение?

– Нет.

– Странные запахи, цвета или...

– Нет, нет. Я хорошо себя чувствую.

– Это решу я, - чопорно возразил Коди.
– В глазах не двоилось?

– Нет - с тех пор, как я в последний раз купил галлон виски.

– Прекрасно, - объявил Коди.
– Объявляю вас исцеленным чудесами современной науки и преимуществом дубовой головы. Теперь что у вас на уме? Наверное, Тиббитс и малыш Макдуглас. Во-первых, я рад, что их не занесли в бумаги: нашему разлюбезному городку достаточно одного скандала в столетие. Во-вторых, черт меня побери, если я знаю, кому могла взбрести в голову подобная кретинская шутка. Среди местных таких нет. Мы здесь не ангелы, но...

Он замолчал, видя недоуменное выражение на лицах Бена и Сьюзен.

– Вы не знаете? Не слышали?
– удивленно спросил доктор.

– О чем?

– Что-то вроде фильма Бориса Карлова

по мотивам Мэри Шелли. Кто-то стащил тела прошлой ночью из Кэмберлендского морга.

– Иисус Христос!
– еле выговорила Сьюзен одеревеневшими губами.

– В чем дело?
– удивился Коди.
– Вам что-нибудь известно?

– Я начинаю действительно думать, что да, - сказал Бен.

Они закончили рассказывать в половине первого. Ленч, принесенный Бену, остался стоять на подносе нетронутым.

Отзвучало последнее слово, и в палате раздавался только отдаленный звон посуды, доносящийся через полуоткрытую дверь.

– Видели вампиров...
– произнес Джимми Коди.
– Да еще не кто-нибудь, а Мэтт Берк. Раз так, ужасно трудно над этим смеяться.

Бен и Сьюзен хранили молчание.

– И вы хотите, чтобы я эксгумировал мальчонку Гликов... Коди вытащил из своего чемоданчика бутылочку и бросил ее Бену.
– Аспирин. Пользуетесь?

– Конечно.

– А знаете, как он действует?

– Нет.
– Бен повертел бутылочку в руках, посмотрел на нее. Он недостаточно знал Коди, чтобы читать по его лицу, но понимал, что мало кто из пациентов мог видеть его таким, каким он выглядел сейчас.

– И я не знаю. И никто не знает. Но он помогает от головной боли, от артрита, от ревматизма. И что такое головная боль, артрит и ревматизм, мы тоже толком не знаем. Интересно, что аспирин по химическому составу очень близок к ЛСД, но почему один лечит головную боль, а от другого видится небо в алмазах? Лучший в мире врач стоит на своем крохотном островке знаний в океане невежества. Белая Магия. Почему тогда не быть черной? Мои профессора принялись бы рвать на себе волосы, если бы это услыхали. Некоторые и рвали - когда узнали, что я собрался заниматься общей практикой в провинции штата Мэн.
– Он улыбнулся.
– Они покатились бы по полу в конвульсиях, узнай о том, что я собрался требовать эксгумации маленького Глика.

– Вы сделаете это?
– Сьюзен откровенно изумилась.

– Чему это повредит? Если он мертв - значит, он мертв. Если нет - что ж, у меня появится шанс поступить в медицинскую академию. Я собираюсь заявить окружному эксперту, что хочу проверить его на инфекционный энцефалит. Это единственное разумное объяснение, которое приходит мне в голову.

– Так это возможно?
– спросила Сьюзен с надеждой.

– Думаю, что да, хотя, пожалуй, это будет чертовски сложно.

– Когда вы сумеете это сделать?
– поинтересовался Бен.

– Если все пойдет гладко - завтра, если придется посуетиться - во вторник или в среду.

– Как он будет выглядеть? То есть...

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Глики ведь не стали бальзамировать мальчика. Прошла уже неделя... Значит, когда откроют гроб, вырвутся газы, будет очень неприятный запах. Тело, вероятно, окажется распухшим. Волосы дорастут до плеч - они продолжают расти поразительно долго - и ногти тоже будут длинными. Глаза, вероятно, ввалятся.

Сьюзен пыталась сохранить выражение научной бесстрастности, но не особенно преуспела в этом. Бен радовался, что не съел ленч.