Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)
Шрифт:
– Ну, ты, - выдохнул он, - подходи, подходи...
Он снова протянул вперед крест и загнал ее в угол.
И вдруг она издала высокий режущий смешок, заставивший его содрогнуться. Как будто провели вилкой по фарфору.
– Все-таки я смеюсь. Все-таки вас стало меньше.
Ее тело удлинилось и сделалось прозрачным. Только что она стояла здесь и смеялась над ним - и вот белое сияние уличных ламп освещает уже пустые стены, и осталось только покалывание на кончиках нервов.
Она исчезла.
Как будто дымом просочилась
А Джимми кричал.
Он обернулся, но Джимми уже был на ногах и зажимал рукой шею. Пальцы блестели красным.
– Она укусила меня! Господи Иисусе, она меня укусила! Бен попытался обнять его, но Джимми отскочил в сторону. Глаза его бешено вращались.
– Не трогай меня. Я нечист.
– Джимми...
– Дай мне мой чемоданчик. Боже, Бен, я чувствую, как это во мне действует. Ради Христа, дай мне мой чемоданчик!
Чемоданчик лежал в углу. Джимми выхватил его у Бена, быстро положил на стол и открыл. Лицо Джимми, смертельно бледное, блестело от пота. Кровь толчками вытекала из рваной раны на шее. Он сел на стол и принялся судорожно рыться в чемоданчике, со свистом дыша через открытый рот.
– Она меня укусила, - бормотал он.
– Ее рот... Боже, ее мерзкий грязный рот...
Он вытащил бутылку дезинфицирующего раствора, швырнул пробку на пол. Опершись на одну руку, запрокинул голову и вылил всю бутылку себе на шею, смывая кровь. Он вскрикнул раз, другой, но бутылка не дрожала в его руках.
– Джимми, чем я могу?..
– Минуту, - пробормотал Джимми.
– Подожди. Так лучше, я думаю. Подожди.
Он отшвырнул бутылку, достал ампулу и шприц. Теперь его руки дрожали так, что пришлось дважды втыкать иглу в мембрану. Наконец он наполнил шприц и протрянул его Бену.
– Тетанус. Сделай мне инъекцию. Сюда, - он закатил рукав.
– Джимми, это тебя прикончит.
– Нет. Не прикончит. Давай.
Бен взял шприц и вопросительно взглянул Джимми в глаза. Джимми кивнул. Бен воткнул иглу.
Тело Джимми напряглось, как стальная пружина. Он превратился в скульптуру агонии с рельефно обозначенными мышцами и сухожилиями. Понемногу напряжение спало. Началась дрожь реакции, слезы на лице смешались с потом.
– Положи меня на крест, - попросил Джимми.
– Я все еще нечист после нее, он... он мне поможет.
– Ты думаешь?
– Я уверен. Когда ты шел за ней, я видел его и... помоги мне Бог, мне захотелось идти за тобой.
Бен положил крест ему на шею. Ничего не случилось. Свечение креста если оно было - исчезло полностью. Бен убрал крест.
– О'кей, - сказал Джимми.
– Пожалуй, больше ничего не сделаешь.
Он снова порылся в чемоданчике, достал две таблетки и разжевал их.
– Допинг, - пояснил он, - великое изобретение. Скажи спасибо, что я недавно побывал в уборной. Ты можешь перевязать мне шею?
– Пожалуй.
Пока Бен перевязывал, Джимми говорил, не умолкая:
– Пару
– он сглотнул.
– А когда она это делала, мне нравилось, Бен. Вот в чем вся дьявольщина. Ты можешь этому поверить? Если бы ты ее не оттащил, я бы... я бы мог позволить ей...
– Забудь.
– И еще я должен сделать одну вещь, которая мне не нравится.
– Какую?
– Сейчас. Посмотри на меня.
Бен закончил перевязку и слегка отклонился, чтобы посмотреть на Джимми.
– Что?
И вдруг Джимми ударил его. У Бена в глазах засветились звезды; шатаясь, он отступил на три шага и опустился на пол. Потряс головой и увидел, как Джимми осторожно слазит со стола и подходит к нему. Он судорожно зашарил в поисках креста, думая: "Вот это называется концовка. О'Генри, ты болван, безмозглый, идиотский..."
– В порядке?
– спросил Джимми.
– Мне очень жаль, но это немного легче, если без предупреждения.
– Что, во имя неба?..
Джимми сел рядом с ним на пол.
– Сейчас я расскажу тебе нашу историю. Она чертовски слабая, но Мори Грин нас, наверное, поддержит. Это сохранит мне практику и убережет нас обоих от тюрьмы или какого-нибудь приюта... а главное - мы сможем остаться на свободе, чтобы когда-нибудь одолеть этих, как бы они не назывались. Ты понимаешь?
– В общих чертах.
– Бен потрогал подбородок и вздрогнул. Слева выросла большая шишка.
– Кто-то напал на нас, когда я осматривал миссис Глик, - пояснил Джимми.
– Этот кто-то сбил тебя с ног и использовал меня, как половую тряпку. Вырываясь, он меня укусил. Это все, что каждый из нас помнит. Все. Понял?
Бен кивнул.
– Парень носил темную куртку, может - синюю, может - черную и не то зеленую, не то серую трикотажную кепку. Это все, что ты видел. О'кей?
– Ты не думал бросить свое докторство и заняться художественной литературой?
Джимми улыбнулся:
– На художества я мастак только в крайней личной нужде. Ты в состоянии все запомнить?
– Конечно. И, по-моему, история не так уж плоха. В конце концов, это не единственное исчезнувшее на днях тело.
– Надеюсь, до этого додумаются. Но окружной шериф еще большая штучка, чем Перкинс Джиллеспи. Надо будет следить за собой. Не переигрывать.
– Ты не думаешь, что какие-нибудь власти могут наконец разглядеть, что происходит?
Джимми покачал головой:
– Ни за что на свете. Ни малейших шансов. Нам придется постоять за город самим. И помни, что в его глазах мы - преступники.
Вскоре он пошел к телефону и вызвал Мори Грина и окружного шерифа Гомера Маккэслина.
Бен добрался к Еве после полуночи и приготовил себе чашку кофе в пустой кухне. Он пил медленно, вспоминая события ночи со всей тщательностью человека, избежавшего падения с обрыва.