Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)
Шрифт:
Что-то пролетело над головой, заставив Кэллахена взглянуть вверх и отвлечься от своих путаных мыслей. Птица? Летучая мышь? Улетело. Неважно.
Он прислушался к звукам города и не услышал ничего, кроме жужжания телефонного провода.
"В ночь, когда кудзу забирает твои поля, ты спишь, как мертвец".
Кто это написал? Диккей?
Ни звука кругом. Никакого света, кроме слабого сияния перед дверьми церкви и отдаленной пульсации желтого огонька светофора на перекрестке Брок-стрит и Джойнтер-авеню. Нигде не плакал ребенок.
"В ночь, когда кудзу забирает твои поля, ты спишь,
Возбуждение растаяло. Ужас будто нанес физический удар в область сердца. Не тот ужас страха за жизнь или честь, или что экономка узнает о его пьянстве. Такой ужас не приходил к нему даже во сне, даже в пыточные дни взросления.
Он испугался за свою бессмертную душу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОКИНУТЫЙ ГОРОД
Я слышал зов из тьмы без дна:
"Приди ко мне, дитя, для бесконечного сна."
Старый рок-н-ролл
И нынче путники расскажут,
Как в окнах свет зажжется вдруг,
Там тени вычурные пляшут
Под музыки нестройный звук
И отвратительной рекою
Несутся прочь, покинув дом,
И хохот слышится порою
Но нет улыбки в смехе том.
Дворец с призраками
Эдгар Аллан По.
Скажу тебе сейчас,
что весь город пуст.
Боб Дилан
14. ЛОТ (4)
Из "Альманаха старого фермера":
Закат в воскресенье 5 октября 1975 года - в 7:02 пополудни, восход в понедельник 6 октября 1975 года - в 6:49 утра. Период темноты в Джерусалемз Лоте во время этого конкретного обращения Земли, на тридцать дней отстоящего от осеннего равноденствия, составил одиннадцать часов и сорок семь минут. Луна молодая. Изречение Старого Фермера на этот день гласило: "Солнце на покой - земля на урожай".
От Портлендской синоптической станции:
Высшая температура за темное время суток составила 62 градуса [+17,5 по Цельсию], отмечена в 7:05 пополудни. Низшая температура - 47 градусов [+8 по Цельсию] отмечена в 4:06 утра. Переменная облачность, осадки нулевые. Ветер северо-западный, от пяти до десяти миль в час.
Из журнала дежурств Кемберлендской окружной полиции:
Ничего.
Никто не объявил Джерусалемз Лот умершим наутро шестого октября никто этого не знал. Как и трупы последних дней, он хранил все признаки жизни.
Рути Кроккет, все выходные пролежавшая бледной и нездоровой в постели, в понедельник утром исчезла. Это исчезновение осталось незамеченным. Мать ее лежала в подвале возле полок со своими консервациями, накрытая просмоленным полотном, а Ларри Кроккет, который проснулся поздно, просто подумал, что дочка ушла в школу. Сам он решил сегодня не идти в контору. Он чувствовал пустоту, слабость и головокружение. "Грипп какой-то, что ли", - подумал он. Свет резал ему глаза. Он встал и задернул занавески, вскрикнув, когда солнечный луч упал ему на руку. Надо будет заменить стекла, как только ему станет лучше. Такой дефект стекла не шутка. В один прекрасный солнечный день обнаружишь, что твой дом сгорел дотла, а крючкотворы из страховой компании объявят это самопроизвольным возгоранием и не выплатят ни цента. Он подумал о чашке кофе и почувствовал тошноту. Слабо удивился, где бы это могла быть жена, и тут же забыл об этом. Отправился обратно в постель, ощупывая пальцами странный бритвенный порез под
А дочь его в это время спала в эмалевой темноте внутри выброшенного холодильника рядом с Дадом Роджерсом: в ночном мире своего нового существования она нашла его авансы между кучами мусора весьма привлекательными.
Лоретта Старчер, библиотекарша, тоже исчезла, хотя в ее одинокой жизни старой девы не нашлось, кому это заметить. Теперь она обитала на темном и пыльном третьем этаже публичной библиотеки Джерусалемз Лота. Третий этаж всегда стоял запертым (единственный ключ она всегда носила на цепочке на шее), за исключением тех случаев, когда какому-нибудь просителю удавалось убедить ее в своей достаточной важности, интеллигентности и нравственности, чтобы получить специальный допуск.
Сейчас она распоряжалась здесь сама - первое издание особого рода новенькая, как будто только появилась на свет. Ее, так сказать, пуповина еще не оторвалась.
Исчезновение Вирджила Рэтберна также прошло незамеченным. Франклин Боддин проснулся в их общей хибаре в девять, удивился, что койка Вирджила пуста, но не стал раздумывать об этом и принялся выбираться из постели, чтобы поискать пива. Голова у него кружилась, ноги казались резиновыми, и он снова лег.
"Боже, - подумал он, прежде чем заснуть опять, - чего же это мы надрались вчера? Керосина?"
А под полом хижины в прохладе двадцатилетнего слоя сухих листьев, посреди галактики заржавевших пивных крышечек, провалившихся в щели, Вирджил дожидался ночи. В темной глине его мозга витали, может быть, видения жидкости - горячего шотландского виски, которое привлекательнее тончайшего вина.
Ева Миллер заметила отсутствие Хорька Крэйга за завтраком, но думала об этом мало. Она слишком захлопоталась у печи с завтраками для постояльцев, готовящихся взглянуть в глаза новой трудовой неделе. Потом ее поглотила уборка и мытье тарелок для этого проклятого Гровера Веррила и этого негодного Мики Сильвестра, которые стойко игнорировали надпись: "Пожалуйста, мойте за собой посуду", висящую на кухне многие годы.
Но когда в дом возвратилась тишина и лихорадочный сгусток утренней работы выродился в спокойную ежедневную рутину, она опять заметила, что Крэйга нет. В понедельник с их улицы вывозили мусор, а Хорек всегда носил большие зеленые корзины в грузовик Рояла Сноу. Сегодня корзины все еще стояли на заднем крыльце.
Она поднялась к нему и тихо постучала в дверь:
– Эд!
Никакого ответа. В другое время она решила бы, что он пьян, и просто вынесла бы корзины сама, чуть больше обычного сжав губы. Но в это утро слабое беспокойство червяком шевелилось в ней, и она повернула дверную ручку.
– Эд, - снова позвала она, просунув голову в комнату.
Комната оказалась пустой. Занавеси открытого окна у изголовья кровати трепетали на утреннем ветерке. Постель была в беспорядке, и Ева, не думая, автоматически убрала ее. Под ногой что-то хрустнуло. Ева взглянула вниз и увидела разбитое настольное зеркало Хорька. Она подняла его и повертела в руках, потом нахмурилась. Зеркало досталось Хорьку от матери, он как-то раз отказался отдать его антиквару за десять долларов. Уже после того, как спился.