Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salem's Lot]
Шрифт:
Сейчас Джун Петри говорила:
— Как ты думаешь, Генри, он переживает?
— Трудно сказать… — Последовала пауза, и Марк знал, что отец раскручивает трубку, — он чертовски сдержан.
— И все-таки… они шли к Марку, — продолжала она. — Поиграть с его поездом… А теперь один мертв, а другой исчез! Не обманывай себя, Генри. Мальчик должен что-то чувствовать.
— Он достаточно крепко стоит ногами на земле, — возразил мистер Петри. — Что бы он при этом не чувствовал, уверен, он может держать себя в руках.
Марк вклеил левую
— Иногда я жалею, что он у нас один, — говорил отец. — Ему бы лучше иметь сестру или брата.
Мать лукаво ответила:
— Нельзя сказать, что мы не старались, дорогой.
Разговор надолго прервался. Наверняка отец перелистывал «Уолл-Стрит Джорнал», а мать держала на коленях роман Джейн Остин или, может быть, Генри Джеймса. Марк удивлялся: какой смысл ей перечитывать столько раз одни и те же книги. Зачем читать, если знаешь, чем кончится?
— Как ты думаешь, — спросила наконец мать, — можно отпускать его в лес? Говорят, где-то здесь есть зыбучие пески.
— В нескольких милях.
Марк немного успокоился и приклеил монстру другую руку. Отличный у него был набор фигурок, и он располагал их по-новому каждый раз, когда появлялась еще одна. Дэнни и Ральфи шли смотреть именно на них, когда… ну, ладно.
— Думаю, можно, — продолжил отец. — Конечно, не в темноте.
— Боюсь, после этих ужасных похорон у него будут кошмары.
Марк почти видел, как отец пожимает плечами:
— Тони Глик… бедняга! Но смерть и горе — часть жизни. Пора мальчику узнать это.
— Может быть.
— Пауза. («Интересно, какая банальность последует теперь?» — Марк приклеил монстра на основу — каменистый курган с покосившимся надгробием.) — В расцвете жизни нас подстерегает смерть. Но кошмары могут быть у меня.
— О?!
— Этот мистер Формен, должно быть, настоящий художник, прости, Господи. Мальчик действительно выглядел как спящий. Сию секунду откроет глаза, зевнет и… не знаю, кто только настаивает на таком истязании — хоронить в открытом гробу. Это… язычество.
— Ну, дорогая, это уже позади.
— Надо думать, что так. У нас хороший мальчик, правда, Генри?
— Лучше всех.
Марк улыбнулся.
— Есть что-нибудь по телевизору?
— Сейчас взгляну.
Серьезный разговор закончился. Марк поставил модель на окно — сохнуть. Через пятнадцать минут мать отправит его в постель. Он полез в комод за пижамой.
В сущности, мать зря беспокоилась за его психику. Он не отличался нервностью — да тому и не было причин. Несколько школьных драк не оставили в нем шрамов. Его семья принадлежала к высшим слоям среднего класса и двигалась еще выше. Родители крепко, пусть и слегка тяжеловато, любили друг друга, и Марк обычно хотел того же, чего хотели они.
Если что-то его и отчуждало —
Его потрясло исчезновение Ральфи и смерть Дэнни потрясла еще раз, но он не испугался. Он слышал в магазине, что до Ральфи, должно быть, добрался гомик. Он знал, кто это такие. Они делают с тобой что хотят, а потом душат и зарывают в гравийном карьере. Если гомик когда-нибудь предложит ему конфету, Марк ударит его в пах и побежит так, что плевок не догонит.
— Марк! — голос матери взлетел по лестнице. — Не забудь вымыть уши.
Он улыбнулся опять:
— Не забуду.
Он отправился вниз — поцеловать на ночь родителей, взглянув сначала на стол. Дракула с разинутой пастью, растопырив когти, угрожал девушке, лежащей на земле; сумасшедший доктор истязал женщину на дыбе; мистер Хайд подкрадывался в темноте к старику.
Смерть? Конечно. Это происходит, когда попадешься монстрам.
Ройс Макдуглас свернул к дверям своего трейлера в половине девятого и со второй попытки заглушил мотор старого «форда». Карбюратор барахлит, дворники не работают, искра срабатывает раз в две недели. Чертова машина! Чертова жизнь! Младенец вопил в доме, и Сэнди орала на него. Старая добрая семья!
Он выскочил из машины — и упал, споткнувшись о кирпичи, которыми собирался вымостить дорожку к дому.
— Дерьмо, — пробормотал он, кое-как поднимаясь на ноги и потирая подбородок.
Он был совершенно пьян. Кончив работу в три, он с тех самых пор пил у Делла с Хэнком Питерсом и Бадди Мэйберри. Да, он знал, что думает Сэнди о его дружках. Но пусть заткнется. Жалеть человеку пару пива по субботам и воскресеньям, после того как он целую неделю горбатился у проклятого станка! Тоже мне святая! Весь день сидит дома, только ей и дел, что болтать с почтальоном, да следить, чтобы ребенок в печку не залез. И этого как следует не умеет. Ребенок как-то даже со стола свалился.
«А ты где была?»
«Я его держала, Рой. Просто он так сильно дергался!»
Дергался он, как же!
Он подошел к двери, все еще кипя. На ушибленную ногу больно было ступать. Вряд ли она почувствует. Чем она вообще занимается, пока он надрывается на этого собаку управляющего? Читает журнальчик и ест вишни в шоколаде, смотрит мыльную оперу и ест вишни в шоколаде, болтает с дружками и ест вишни в шоколаде? У нее скоро прыщи на заднице вскочат, как и на физиономии, — не отличить будет одно от другого.