Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salem's Lot]
Шрифт:
Джекки принесла кувшин на подносе, сверкающем мокрыми монетками, и уставилась на доллар на столе так, как будто это был какой-то новый вид таракана.
— Все вместе доллар сорок, — заявила она. — Хорек Крэйг, когда ты так вопишь, ты похож на петуха, которому сворачивают шею.
— Ты очень мила, дорогая, — отозвался Хорек. — Это Бен Мерс. Он пишет книги.
— Привет, — сказала Джекки и исчезла.
Бен налил себе пива, и Хорек последовал его примеру, профессионально наполнив стакан доверху, не теряя ни капли с
— За тебя, приятель! Как пишется?
— Отлично, Хорек.
— Я видел, ты гуляешь с девочкой Нортонов. Настоящий персик, правда? Здесь лучших нет.
— Да, она…
— Мэтт! — заорал Хорек так, что Бен чуть не уронил стакан. Это действительно звучало как вопль петуха, прощающегося с жизнью.
— Мэтт Берк! — Хорек отчаянно махал рукой, и седой мужчина стал проталкиваться к ним через толпу. — Вот парень, — обернулся Хорек к Бену, — с которым ты должен познакомиться.
Подошедший выглядел лет на шестьдесят. Высокий, в чистой фланелевой рубашке, расстегнутой у ворота.
— Привет, Хорек, — сказал он.
— Как живешь, приятель? Этот парень остановился у Евы. Знакомься — Бен Мерс. Представляешь, книги пишет. — Он взглянул на Бена. — Мы с Мэттом росли вместе, только он получил образование, а я — шиш.
Бен встал и пожал руку Мэтту Берку.
— Я читал одну из ваших книг, мистер Мерс. «Воздушный танец».
— Зовите меня Беном. Надеюсь, она вам понравилась?
— Кажется, больше, чем критикам. — Мэтт сел. — Думаю, со временем она выиграет. Как живешь, Хорек?
— Гадостно, — сообщил Хорек, — как всегда. Джекки! Стакан для Мэтта!.. Милая девушка. Дочка Морин Тэльбот.
— Да, — подтвердил Мэтт. — Она была у меня. В 71-м. А ее мать — в 51-м.
— Мэтт учит в школе английскому, — пояснил Хорек Бену. — У вас найдется, о чем поговорить.
— Я помню Морин Тэльбот, — сказал Бен. — Она стирала моей тетке и приносила белье в корзинке с одной ручкой.
— Вы из нашего города, Бен? — спросил Мэтт.
— Я жил здесь в детстве. У тети Синтии.
— Синтии Стоунс?
— Да.
— Мир тесен, что и говорить, — Мэтт налил себе пива. — Ваша тетушка училась в первом старшем классе, в котором я преподавал. Как она?
— Она умерла в 1972-м.
— Простите.
Оркестр закончил песню и столпился у бара. Разговор перескочил на новую тему.
— Вы приехали в Джерусалемз Лот писать книгу о нас? — спросил Мэтт.
В голове Бена зазвонил предостерегающий сигнал.
— В каком-то смысле — да.
— В этом городе можно писать. «Воздушный танец» — хорошая книга. Надо бы, чтобы у вас здесь появилась еще одна хорошая книга. Когда-то я подумывал сам написать ее.
— Почему же не написали?
Мэтт улыбнулся — легкой улыбкой без следов горечи.
— Не хватило одной важной вещи. Таланта.
— Не верь ему, — Хорек старался наполнить стакан из пустого кувшина, — у него куча таланта.
И отправился через зал, натыкаясь на людей и окликая их по именам. Издали его перемещение напоминало траекторию пьяного биллиардного шара.
— Вот вам руина хорошего человека. — Мэтт поднял палец, и официантка появилась почти немедленно, обратившись к нему «мистер Берк». Она оказалась немного шокированной тем, что ее старый учитель пришел сюда общаться с такими, как Хорек Крэйг. Когда она ушла за новым стаканом пива, Бену показалось, что у Мэтта испортилось настроение.
— Мне нравится Хорек, — сказал Бен. — Что с ним случилось?
— О, никаких историй. Бутылка. Она въедалась в него глубже и глубже с каждым годом, а теперь забрала его целиком. Он получил серебряную звезду на второй мировой. Циник мог бы сказать, что лучше бы он погиб там.
— Я не циник, — возразил Бен. — Мне он все равно нравится. Только, пожалуй, я отвезу его сегодня домой.
— Хорошо сделаете. Я прихожу сюда время от времени послушать музыку. Мне нравится громкая музыка: я глохну. Я так понял, что вы интересуетесь Марстен Хаузом. Ваша книга будет о нем?
Бен подпрыгнул:
— Кто вам сказал?
— Как там поется в той старой песне? — улыбнулся Мэтт. — «Я услыхал это сквозь виноградную лозу…» Лоретта Старчер, вот кто был, выражаясь газетным языком, моим источником информации. Она — библиотекарь в нашей местной литературной цитадели. Вы искали статьи о том старинном скандале в газетах и книгах. Кстати, книга Ламберта хороша: он сам приезжал сюда расследовать в 1946-м, а у Сноу спекулятивная дребедень.
— Я знаю, — ответил Бен машинально.
Перед его внутренним взором внезапно возникла тревожная картина: вот плывет рыбка среди водорослей по своим делам и, как ей кажется, без помех. Но отдались от нее на пару шагов, взгляни со стороны и поймешь: она в аквариуме.
Мэтт расплатился с официанткой и продолжал:
— Да, отвратительные дела здесь творились. И это отразилось на городе. Конечно, такого рода сказок везде хватает, но здесь, мне кажется, было что-то принципиально серьезное.
Бен невольно проникся восхищением. Учитель высказал ту самую мысль, которая тлела в его собственном подсознании с самого дня приезда в город.
— Вот он, талант, — произнес он вслух.
— Простите?
— Вы сказали именно то, что я думаю. Марстен Хауз смотрел на нас сверху вниз почти полвека, на все наши грешки и обманы. Как идол. Но, может быть, он видел и хорошее тоже?
— В таких городках мало хорошего. Безразличное большинство с вкраплениями бессознательного зла. А то и хуже — сознательного зла. Томас Вульф написал об этом фунтов семь литературы.