Иерусалимский ковчег
Шрифт:
— Ныне покойного Строганова, — ответил я.
— К Анне Аксаковой? — переспросила она.
Теперь настал мой черед удивляться, поскольку Мире я ее имя не называл.
— Откуда ты об этом узнала?
— Так ведь она — моя подруга, — невозмутимо ответила индианка.
— Что же ты раньше молчала? — воскликнул я. Мне и в голову не приходило, что у Миры в свете могут появиться подруги. Я, как всегда, ее недооценивал.
— А вы меня, Яков Андреевич, и не спрашивали, — из— рекла она с видом оскорбленного собственного достоинства.
— Каюсь, — смутился я. — Так я могу рассчитывать на тебя?
— Что вы имеете в виду, Яков Андреевич? — Мира сделала
Я же прикинулся, что не понял ее игры:
— Ты не могла бы меня представить Аксаковой?
— Пожалуй, — на мгновение Мира смолкла, притворившись, что серьезно раздумывает над моим предложением. — Могла бы, — наконец-то выговорила она. — Кстати, сегодня Анечка приглашала меня к обеду, — девушка по-заговорщически улыбнулась, змеи на ее кадуцее загадочно поблескивали в свете камина, который был предусмотрительно разожжен, как только повеяло прохладой.
Как тут было ни возблагодарить Господа Бога за ниспосланную удачу. И невольно мне на ум пришли слова из псалма, которые я и прошептал к удивлению присутствующих:
«Ибо знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет».
— Она никогда не говорила тебе о своем женихе? — оживленно поинтересовался я.
— Что-то припоминаю, — наморщила Мира высокий лоб. — Кажется, он оказался chevalier d' industrie!
— Мошенником? — я не поверил своим ушам.
— Точно не знаю, — призналась Мира. — По-моему, это как-то связано с картами.
— Возможно, речь шла всего лишь шла о карточном долге?
— Утверждать не берусь, — индианка развела ухоженными руками. — Аня не любит об этом говорить. Вероятно, вы правы.
Я покинул своих друзей для того, чтобы провести несколько часов, уединившись в любимом кабинете. В полумраке своей почти что отшельнической кельи мне думалось яснее. Однако я решил на некоторое время отвлечься от мыслей, касающихся моего расследования, и заняться одним из философских трудов Сен-Мартена, который мне до сих пор недосуг было изучить. Но голова моя была всецело занята Виталием Строгановым, его трагической смертью и записями, сделанными им на часах. Я возлагал большие надежды на Английский клуб и господина Л., если, конечно, мои соображения соответствовали истине, и буквы, нацарапанные на крышке, означали конкретных лиц. Особенно меня интересовало, приходился ли он Виталию заимодавцем? Я полагал, что господин этот мог бы мне поведать прелюбопытнейшие вещи!
В дверь постучали, и в тот же миг мой взгляд невольно остановился на циферблате фарфоровых часов. Подумать только, ведь я и не заметил, как быстро пролетело время!
— К вам можно? — услышал я нежный голос Миры, затем позволил:
— Войдите!
Дверь приоткрылась, и на пороге возникла черноокая ин— дианка.
Выглядела она обворожительно: короткий глухой жакет из темно-синего бархата в обтяжку, с длинными, узкими рукавами, окаймленными кружевными манжетами, выигрышно подчеркивал изгибы ее фигуры, в глубоком вырезе с высоким гофрированным воротником виднелись смуглые прелести дочери диких джунглей, нитка розового жемчуга украшала лебединую шею. Волосы Миры были убраны кверху, разделены побором и распущены вдоль висков по плечам длинными локонами, перехваченными местами такими же нитками жемчуга, что и на шее. Перкалевая юбка, пышно украшенная блондами, покачивалась в такт изящным шажкам. Я не встречал еще ни одной женщины, умеющей столь грациозно ходить. Левое запястье индианки
Ручками в шелковых перчатках Мира сжимала вязаную су— мочку.
Мне невольно подумалось, что не зря меня в столичном свете величают любителем экзотов. Есть на то особенная причина!
— Яков Андреевич, вы еще не готовы? — ужаснулась она, как только увидела мой халат.
Я едва не хлопнул себя по лбу, потому как позабыл о званом обеде. Ничего не скажешь, хорош сыщик!
— Я мигом, — пообещал я ей, и она послушно вернулась в холл, дожидаться, пока я выйду. Мне пришлось наспех переодеться в длинные панталоны до щиколоток, ослепительно белую рубашку с крахмальным воротником, который неприятно кололся, впиваясь в подбородок, повязать вокруг шеи батистовый галстук бантом, обрядиться в короткий жилет из пике цветочками с двумя рядами серебряных пуговиц, а потом и во фрак с завышенной талией. Пришлось набросить поверх него и походный серый сюртук.
Кто ее знает, эту Аксакову, по каким критериям она судит о людях! Пожалуй, уж лучше перестараться с выбором одежды, но даме понравиться, чем натолкнуться затем на непонимание и глухую стену молчания замкнувшейся чопорной особы. Кому как не вашему покорному слуге знать, какие шутки с нами может сыграть симпатия!
Кинрю навязывался с нами к «невесте», но я напрочь отказался везти его с нами к Аксаковой. Довольно с нее экзотики, а то еще разговаривать не захочет! Свой отказ я пообещал японцу компенсировать поездкой в Английский клуб. Он проворчал что-то о европейской неблагодарности, но все же смирился и проглотил обиду из нежелания спорить, а может, потому что просто вспомнил о том, что его сила — невозмутимость!
Мира в нетерпении расхаживала по дому, размахивая из стороны в сторону ридикюлем, когда я приказал закладывать лошадей. Мой кучер, вытребованный из имения, высокий статный мужик в поярке, с окладистой кучерявой бородой, помчался готовить карету к вояжу.
Я взял Миру под руку и вывел ее на улицу. Это ее так развеселило, что она едва не задохнулась от смеха.
— Будто кисейную барышню, — объяснила она.
В экипаже я забросал мою спутницу вопросами, напрямую касающимися ее подруги, и выяснил кое-что интересное!
— Сколько лет нашей Анечке? — осведомился я, как только лошади тронулись с места.
— Летом девятнадцать исполнилось, — сообщила Мира, играя браслетом.
— Серьезный возраст, — заметил я.
— Напрасно иронизируете, Яков Андреевич, — сказала Мира с видом оракула. — Анна Александровна — не по годам разумная девушка.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я.
Мира пожала плечами, словно дивясь моему непониманию:
— В омут с головой не бросается, — растолковала она.
— Вот оно что, — ответил я. — Так речь всего-навсего идет о несостоявшейся помолвке!
— Всего-навсего, — подтвердила индианка. — Но, я думаю, вы должны понимать, что это ее во многом характеризует, — с данным выводом мне трудно было не согласиться. — Она практична, умна и может за себя постоять, — продолжала Мира, потом задумалась на мгновение, а затем добавила:
— Все свои решения Аня принимает самостоятельно, так что, я думаю, вам с ней придется нелегко!
Индианка сочувственно на меня взглянула, а потом тяжело вздохнула. Теперь я понял, что она согласилась представить меня Аксаковой только из чувства привязанности ко мне, рискуя потерять недавно завязавшееся знакомство.