Иерусалимский вокзал
Шрифт:
До них дошли, должно быть, слухи,
Что нынче осень напоказ.
А дети в листьях ищут маму
И размышляют у костра.
И мамы видят эту драму,
Возникшую среди двора.
И лишь одна белье стирает,
Зачем-то простыни синит,
Как будто ничего не знает,
Как будто город не горит.
1971 г.
КРАСКИ
Зачем присваивать цвета?
Я от весны
Пусть будет голубой с утра
И черный, если, на беду.
А синий в полдень для души
На берег выбросит волна,
Тогда хватайся и пиши,
Пока не заболит спина.
И серый осенью виной
Судьбе, растравам и дождю,
Как будто занят мир войной,
И женщины плодят вражду.
Плохие путает дела
Осенним дням наперекор
Душевный желтый. Со ствола
Его срывает ветер-вор.
И снова белый припадет
К домам без стона, в один мах,
Как птица, сбитая на взлет,
Без красных пятен на крылах.
Но, чтобы не было возни,
Ты только красный цвет возьми
В страну, где нет иного цвета,
Лишь маки красные все лето.
Октябрь 1971 г.
ХУДОЖНИК
М. Рейху
Не прячь холсты в старинные комоды:
Вот скрипачи бегут к твоим рукам,
И ласки ждут убийцы и уроды,
И кровь, и губы, нищета и срам.
Ты красками дела поправишь наши,
И выдумаешь что-нибудь еще
Для Бога, для души и для продажи,
Где будет плохо нам и хорошо.
И в шатких сумерках, когда глухой Бетховен
Тебе сыграет что-то наизусть —
Ты защити его, как раб и воин,
И докажи ему, что ты не трус.
Захлебываясь в мелочной рутине,
Ты видишь Бога даже в сатане:
Как будто бы воскресший Паганини
Играет миру на одной струне.
Март 1971 г.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВЕСНЫ
В стаканах пиво.
Первый день весны.
И грязные столы воняют рыбой.
И утро начинается с возни
Больных простудою и гриппом.
Сосед уснул.
Устал от зимних сплетен.
А продавец готов сойти с ума
От счастья,
Что здоров, красив и беден,
И что так рано кончилась зима.
Не верить им —
Не признавать искусства,
Дождей, упавших только ради нас.
Воняет рыбой
И в стаканах пусто.
Сосед проснулся:
"Друг, который час?"
Март 1971
АЗИАТСКИЕ БУДНИ
У славян научиться б веселью
И с татарами чай распивать,
Чем глотать иудейское зелье
И псалмы по утрам распевать.
Потерять бы мне голову сразу
От случайной дорожной любви,
В подмастерья уйти к богомазу
Да иконы писать на крови.
Мужики в рукодельных сапожках,
Не тяните меня в хоровод.
Мандельштама в газетной обложке
Я читаю весь день напролет.
Хорошо, если день пролетает
Без побоев, скандалов, обид.
Мандельштам на руках умирает
И Цветаева рядом скорбит.
1971 г.
ПОХОРОНЫ
Вот стол: на нем лежал мертвец
Уже таинственный и тихий.
Он был хозяевам отец
И жил, как будто, без шумихи.
А за сараем на ремне
Скулила молодая сука.
Лежало тело на столе
Без права голоса и звука.
На кухне мальчик ел арбуз,
Играла музыка некстати,
Снимая с сердца тяжкий груз,
И кто-то плакал на кровати.
Сломалась ножка у стола,
Когда с него снимали тело.
А рядом девочка спала
И просыпаться не хотела.
1971 г.
КАРТИНЫ ЛОТРЕКА
Я в подвале живу. И Лотрек
Тростью в окна стучит: "Отвори!
Ты поедешь со мной, человек,
По Одессе до самой зари.
Мы отыщем в ночи скакунов,
Желторотых и полуслепых,
Чтоб они не боялись песков
Ни серебряных, ни золотых.
Да будильник еще не забудь
Ровно на год вперед завести.
Нам придется весь мир обмануть,
Чтоб следы за собой замести.
Я тебя научу корчевать
Чистый хлам человеческих душ:
Ты поедешь со мной ночевать
В мой дворец,
В мой кошмар,
В Мулен-Руж!"
Одесса, август 1971 г.
ОКА
Я гляжу в переулки годов,
Где секунды, как спицы, карет.
Отмеряют длину городов,
Где и жителей вовсе-то нет.
Где как души, плывут облака
По этапу идущей толпы,
Где бездонная речка Ока
Величаво проносит гробы.
А за речкою – свалка веков
Там охота идет на волков.
1972 г.