Игра, финал которой - жизнь
Шрифт:
– Мы с Натаном завтра вечером, - отозвалась Джессика. – Ирма – послезавтра. А ты как потом?
– Мы послезавтра вечером трансгрессируем к Антонину, - пожала плечами Розалина. – Я же обещала тете Вирджинии ее навестить. Она зимой плоховато выглядела, - вздохнула девушка. – Попробую спеть, наверно, раз уж теперь могу. Хотя вроде бы ей и так лучше, как писал Долохов-старший…
– Передавай ей большой привет от нас с Ирмой. А сегодня у нас есть предложение устроить маленькие посиделки трех сестер и поболтать, - улыбнулась Джессика.
– Здорово, - обрадовалась Розалина. – О чем поболтаем? – прищурилась она.
– Обо всем на свете, как когда
– Иногда быть младшей сестрой здорово, - улыбка мелькнула в блестящих озорным огоньком глазах Розалины. – Есть умные старшие сестры, которые о тебе заботятся…
– Кстати, ты у нас следующая на очереди замуж. И мы хотим отпраздновать твою свадьбу. Ты-то на наших была!
– Эй, мне всего семнадцать! – возмутилась валькирия.
– Тебе уже семнадцать. Так что скоро, думаю, будешь ты у нас Розалина… хм… - Ирма сделал вид, что задумалась. – Эппл какая-нибудь… Ой! – Розалина стукнула ее учебником по лбу, гневно сверкнув глазами.
– Хватит меня сватать! Я пока замуж не собираюсь…
– И лучше уж Эппл, чем Ирма Ожешко. Ожешко! – засмеялась Джессика. – Такое милое сочетание!
– Молчала бы уж, Джессика Дафт! – прыснула Ирма. Джесс сделала глубоко оскорбленный вид. (1)
– Уж лучше Эппл, - заключила Розалина. – Тогда у меня и фамилия будет самая хорошая в семье. Но, кроме Браун, конечно, - коварно улыбнулась она. Вскоре смех девушек стал таким громким, что достиг первого этажа. Лили, рисовавшая с малышами, взглянула на что-то мастерившего из свитка пергамента Антонина.
– Эти трое опять в своем репертуаре, - улыбнулась она ему. – Тебе не скучно? Может, попросить их тебя к себе позвать?
– Нет, миссис Браун, Роуз и так со мной почти целыми днями сидит, - скромно отозвался парень. – Да, я хотел… Вы же знаете, она откажется. Я список учебников посмотрел, там дорого выйдет, - замялся он. – Давайте мы вам поможем? – опустил парень глаза.
– Тони, мы же потом не отдадим, - вздохнула Лили. – Есть у нас деньги, хватит.
– Не надо отдавать, - отмахнулся парнишка. – Одной картиной меньше отец купит, - покривился он. – А то и вообще ничего не потеряем, - постепенно ему удалось уговорить Лили принять их помощь, не говоря ничего Розалине, к таким вещам относившейся с редкой для себя категоричностью и негативом. И в то время как Розалина пересказывала сестрам школьные новости, рассказывала о своих друзьях, делилась своими переживаниями и сомнениями, находя поддержку и доброе, ласковое слово, Антонин, покраснев до кончиков ушей, сел рядом с Лили, пока Майкл и Ядвига играли сделанными им самолетиками из пергамента, и тихо спросил, может ли он задать ей еще один вопрос.
– Конечно, - улыбнулась ему Лили.
– Вы ведь хорошо знаете валькирий, - замялся юноша. – Скажите, пожалуйста, а они… Как они узнают, кто их выбор… - Лили бросила на него слегка изумленный взгляд. – Ну, Роуз мне рассказывала как-то, что им тот, кого они будут любить… Ну, вроде как определен свыше…
– Не совсем так, - покачала головой миссис Браун. – Тот, с кем они свяжут свою жизнь, будут стремиться помочь ему, защитить, позаботиться… У предшественницы Роззи выбора вообще, кстати, не было. Ну, точнее, был, но этот человек терпеть ее не мог и у них ничего не сложилось. Я не знаю, как уж они это понимают, думаю, когда приходит
– А Роззи… - парень покраснел до кончиков ушей и опустил глаза на дощатый пол. – Она не говорила… У нее есть выбор? Ну, она уже о нем знает?
– Нет, - покачала головой Лили. – Она не знает, и она сама недавно говорила об этом. Подожди-ка, - она мягко коснулась рукой его плеча. – Роззи тебе нравится? Не смущайся, я все понимаю. Я права? – в ее ласковых и добрых глазах, в самой глубине, появилось выражение какой-то напряженности.
Долохов, бледный, смущенный и явно растерянный, слегка нервно сглотнул и медленно кивнул.
– Да, - почти неслышно выдохнул он. – Она мне очень сильно нравится… - Лили только мягко погладила его по взъерошенным волосам, вздохнув. Но напряженность в глубине ее глаз переросла в выражение искреннего сочувствия и сожаления. Граничащего, однако, с ужасом…
“Бедный мальчик”, - горько вздохнула женщина. – “Мне тебя в таком случае искренне жаль, если ты не ее выбор”.
Но вслух эти слова, разумеется, не прозвучали. Лили Браун, бывшая близкой подругой Вирджинии, знала о валькириях гораздо больше, чем можно было бы предположить. Знала она и то, чем оборачивается для валькирии ее дар и чем за это расплачиваются… И от этого лишь острее она ощущала тревогу и боль за приемную дочь, обладавшую такой связью со своим даром, какой не обладала прежде ни одна валькирия. Чем расплатится за свой дар Розалина и как чувство к ней, заранее обреченное на безнадежную безответность, повлияет на кого-то, кто будет ее любить, предсказать было невозможно. Но даже мысль о том, что именно и как может произойти, внушала искренний ужас. Еще больший ужас вселяла в женщину мысль о том, что таким человеком окажется Антонин. Она искренне любила этого мальчика, как сына, но женщина буквально интуитивно ощущала, что в нем есть что-то не то, что-то страшное по своим последствиям и, возможно, гибельное для кого-то. Страшнее всего же была мысль о том, что гибельно это окажется для Роззи и него самого… Но, даже будь это так, помешать этому было просто невозможно, и эта-то безнадежность ситуации пугала женщину, заставляя ее нередко просыпаться по ночам в холодном поту. От страха за пусть и не родную, но любимую дочь…
Мелькнувшая следом мысль, однако, заставила женщину слегка воспрянуть духом. Он вполне мог быть и выбором Розалины, что не несло бы в себе, казалось ей, опасности. И пожилая волшебница искренне желала поверить в то, что так и есть… Того же, что это не так и каковы будут последствия этой истории, знать ей не было дано. Из всех ныне живущих в тот момент знали это лишь Анна Экала, Королева Времени, и ее ближайшая помощница и поверенная, Великая Валькирия Совета Десяти, Оливия Говьер…
***
Последние лучи заходящего Солнца осветили крыльцо уютного двухэтажного дома, когда парень и девушка с огромными чемоданами поднялись по чистым широким ступеням и постучали в дверь. Розалина поправила длинные густые волосы, бросив взгляд на как-то поникшего Долохова.
– Не волнуйся, - шепнула она.
– Это же твой дом.
– Ага, - усмехнулся парень. – И мой отец, - послышался скрип засовов и вскоре дверь распахнулась. Перед ребятами предстал высокий худощавый мужчина с черными волосами и тяжелым взглядом. На нем была черная мантия, шитая серебряной нитью. Серые глаза весьма прохладно оглядели Антонина и Роуз.