Игра II
Шрифт:
Чавк, и задняя нога перешагнула через него, даже не наступив даже ни на единый волосок на его почти голом черепе.
Чавк, и Тузик потопал дальше.
Я зарычал от бессилия, отшвырнул палку, схватил мертвяка за руку, налегая всем телом вывернул её, переворачивая его на живот, обхватил грудь руками и усилием всего тела швырнул вперед.
Чавк, и практически лишённая кожи голова влетела между спицами колеса.
Чавк, и его тело приподняло до дна кибитки, куда он и уткнулся своим затылком.
Чавк, и Тузик сделал ещё шаг, колесо провернулось, гнилая голова глухо треснула, малоаппетитными кусками падая в болотную жижу и оставляя обезглавленное тело конвульсивноф подёргиваться позади.
Я
— Тузик, стой! — Прохрипел я, но чертова скотина и не подумала выполнять приказ, продолжая мерно волочить за собой поскрипывающую кибитку, уже почти скрывшуюся в тумане.
Всё, что от них осталось — это следы от лап и колес, быстро заполняющихся тухлой водой.
— Стой!
Я протянул вслед уходящему руку. Бесполезно, и сил встать нет, чертовы водоросли все также оплетают ноги, не давая подняться, кровь стекает с разодранного лица лишая последних сил.
— Стой…
Ещё раз втянул в себя морозный воздух, выдохнул облачко пара, приказал сам себе:
— Хорош причитать, вставай.
Выдрал из грязи верную палку, поднялся на ноги, выдирая их из цепкого плена водорослей, и заторопился вслед за повозкой, расплёскивая воду из луж и спотыкаясь о неровности и кочки. Луна почти села, над горизонтом торчал лишь её краешек, да её тускло светящиеся кольца. Туман ещё больше сгустился, а света ведьминых огоньков не хватало, чтобы полностью рассеять окружающую меня тьму. Как я не старался, как не ускорял шаг, но я так не мог догнать удаляющуюся от меня кибитку. Лишь где-то вдали был слышал скрип её колёс, да позвякивание колокольчика на шее Тузика.
Тьма, туман, чувство непередаваемого одиночества вдруг накатили на меня с такой силой, что я чуть не разрыдался от жалости к самому себе. Кое-как сдержав постыдные всхлипы, отбросив всякую гордость, побежал вслед за единственным живым существом в этом мёртвом мире. Все что угодно, лишь бы не остаться здесь одному.
— А!
Левое плечо пронзила острая боль, будто кто-то всадил в него стрелу. Правая рука метнулась к нему, ощущая как под пальцами что-то отвратительно захрустело, рванул на себя, в призрачном свете разглядывая отвратительное существо, зажатое в ладони.
Болотный комар. Тварь, наводящая страх, когда она одна и ужас тогда, когда они сбиваются в рой. Десятисантиметровое сегментированное пузатое тельце, жёсткие крылья и сильные лапы, способные удержать его на любой поверхности, пока этот кровопийца всаживает своё тройное жало в тело жертвы. Не помогло ни нательное бельё, ни кожаный жилет, поддетый под кольчугу, ни сама кольчуга, ни плащ, накинутый сверх неё. Зазубренное десятисантиметровое жало пробило все слои, воткнувшись глубоко под кожу и добравшись до вены, впрыснув туда разжижающую жидкость и каплю галлюциногена, в большом количестве который лишал жертву создания и возможности сопротивляться. Несчастных, застигнутых в болоте целым роем, потом находили высушенных словно мумий и случалось это не только с одиночками, но и с целыми караванами. С десятком таких ещё можно справиться, но если их собиралась сотня, а то и тысяча, то без помощи огненного Мага можно было сразу заказывать себе отходную.
Я сжал руку покрепче, дождавшись громкого хруста под своими пальцами и того, что облепленное кровью жало комара безжизненно обвиснет, отбросил отвратительное тельце в сторону и, спотыкаясь, побежал дальше. Моё спасение там в дряхлой кибитке. Я точно помню, мы с Зубром забивали два ящика бутылями с греческим огнём, он горит даже под водой, в них всё моё спасение. Холодный воздух с хрипом вырывался из моей груди, а я всё бежал и бежал, перескакивая с одной кочки на другую, пока моя нога в очередной раз не соскользнула
— Тузик, хороший мой, — я рывком вытащил своё тело из ледяной воды, бегом направляясь к своему спасению, — Тузик, скотинка моя, устал бедолага…
Я упал на колени рядом с ним запуская ладони в густую шерсть и тут же замер, так как за то время, что я его не видел, он уменьшился чуть ли не вдвое, а вывалившийся из раскрытой пасти язык был больше похож на блёклый кусок тряпки: бесцветный, тонкий и сухой, будто его неделю сушили на жаркую южном солнце.
— Тузик, Тузик, Тузик… — я перестал его трясти, почти сразу осознав, что тот больше похож на полено, чем на живое существо.
Выпили. Его выпили без остатка.
— Тузик, — слёзы брызнули у меня из глаз, — зачем ты ушёл? Я бы помог, спас тебя…
Тузик ничего не ответил, вместо него ответило болото, завыв, зачавкав, запричитав на сотню неразборчивых голосов. Земля вздрогнула под ногами и все кочки во всех направлениях куда только доставал взгляд начали подниматься, отращивая когтистые лапы, вставая на изъеденные болотными личинками ноги. Я, задыхаясь от ужаса, рванул полог телеги, и невидящим взглядом уставился на её пустое дно в форме вместительного гроба, и здесь не было ничего, ни оружия, ни ящиков с греческим огнём, ни даже факела, чтобы разогнать наступающую со всех сторон тьму. Я, не веря своим глазам, зашарил ладонями по дну, но тут мне на плечо опустилась костлявая рука, сжимаясь с невероятной силой и отбрасывая меня в сторону. Я свалился в болотную жижу, тут же плеснувшую в мой открытый рот, прерывая мой крик, и в тот же миг надо мной нависло с десяток чёрных силуэтов, бросившихся на меня, придавливая к земле, раздирая своими когтями. Я попытался выставить перед собой свой верный посох, но это было всё равно, что тушить лесной пожар брызгалкой. Хрипящие, булькающие, разлагающиеся тела навалились со всех сторон, вдавливая меня ещё глубже в болотную тину, раздирая у меня на груди стальную кольчугу, протягивая чёрные клыки к моей шее. Мутная вода залила мои умирающие глазницы, всё тело пронзила жуткая боль, последний глоток воздуха вырвался из моей сдавленной груди, превращаясь в медленно уплывающие пузырьки в тухлой воде, в закатившиеся глаза ударил поток золотистого света.
Так вот ты какой свет в конце тоннеля… А я дурак не верил… Я иду к тебе…
Стоило моим последним мыслям угаснуть, как сразу стало легче, рвущая боль пропала, как и жуткое давление на грудь, кто-то схватил меня за шкирку вздёргивая на подгибающиеся ноги.
— Рядовой Прокофьев подъём! Я один этих тварей не удержу.
Меня резко согнуло, рефлекторно выдавливая из организма пару литров болотной воды, с трудом разогнулся, глядя на спасшего меня человека.
Здоровенный мужик, закованный в полный доспех, лучащийся странным золотистым сиянием. Он отмахнулся полуторным мечом, мимоходом разрубая одного из утопленников пополам, и похлопал меня по плечу.
— Ты как? Давай подключайся, а то, что я все один да один?
— Ты… не знаю кто ты, но появился ты как никогда, в самое подходящее, вовремя…
Мужик рубанул еще одного мертвяка, повернулся ко мне, откинул забрало и подмигнул:
— Здорово, Александр.
Меня будто пыльным мешком ударило:
— Па… Ба… Отец? Как? Ты? Как, ты, здесь? Отец?
— Отец, отец, давай, не халявь, помогай.
Отец отвернулся и начал рубить стекающихся со всех сторон утопленников, располовинивая каждого с одного удара, но тех было столь много, что одному было никак не справиться.