Игра на чужом поле
Шрифт:
— Может, со временем и соглашусь, но сейчас не могу. Надо кое-какие дела довести до конца. Да и бабушка… она точно плохо это воспримет, — разоткровенничался я. — А если честно, меня никто и не приглашал всерьёз.
— Ну вот и мы так поняли, — вздохнул Харальд. — Родня, друзья, коллеги — они ведь тоже не поймут. Там ты уже большой человек, статус депутата много значит! А здесь — всего лишь парень моей маленькой дочки.
— Ну, боксёром я быть не перестану, например, — усмехнулся я. — Так что
Я вообще, если честно, рассматривал вариант бросить бокс. Летом у меня запланировано два турнира, по осени — чемпионат мира в Москве. А вот чемпионат Европы в Афинах я пропущу — он совпадает со съездом по времени — конец мая, начало июня. Да и после чемпионата мира пройдет несколько престижных турниров. Например, матч «Болгария — Европа», который состоится в ноябре в Варне. А следом за ним — турнир мэра Манилы, тоже в ноябре, уже на Филиппинах. Сегодня Копцев озвучил все планы сборной на пресс-конференции. Не для меня одного конечно — для всех.
И на следующий 90-й год во многом программа тоже расписана под завязку. Одни Игры доброй воли чего стоят! А ещё Шведы, например, не далее как сегодня заявили о международном турнире в Стокгольме, видимо, приревновав к соседям. И я официально туда приглашён. Я и Цзю.
— Па! Скал ду шел де… — в дверной проём заглянула Марта, её лицо светилось любопытством.
— Да забирай своё сокровище, — засмеялся Харальд. — Он мне уже всё самое нужное рассказал! Но учти — Соня тебя потом отдельно замучает вопросами!
Когда мы уединились в её комнате, Марта сразу спросила:
— О чём папа тебя спрашивал? Чего хотел?
— Советовал не торопиться с детьми, — усмехнулся я и, не теряя момента, попытался обнять девушку.
— Толя, Толя! — заволновалась Марта, ловко увернувшись. — Мама может заглянуть, если вернётся. Она, конечно, постучится, но мы же будем красные, как варёные раки! Она и так не хочет отпускать меня в СССР…
— Ладно, живи пока, — недовольно выпустил я добычу из своих рук, и как раз вовремя.
Тук-тук! Соизволила вернуться из Осло мама Соня и сразу примчалась спасать свою дочку из лап «русского медведя». И хоть она постучалась, но вошла, не дожидаясь ответа. Мы едва успели прыснуть в разные стороны. Я с невозмутимым покерфейсом выдержал её оценивающий взгляд, проверяющий, нет ли следов преступления на наших телах.
— Габр-бабр, — что-то буркнула мама Соня в сторону Марты на своём родном языке и, даже не удостоив меня приветствием, развернулась чётким солдатским поворотом и ушла, цокая каблуками по паркету.
А ведь когда она шла сюда, никакого цоканья я не слышал… Подслушивала, что ли?
Впрочем, я со своими двумя тёщами в прошлом теле вполне ладил. А вот как оно сложится теперь — чёрт его знает! Да может
А не податься ли мне, например, в питерский… пардон, ленинградский физкультурный имени Лесгафта? Надеюсь, там возьмут олимпийского чемпиона сразу на третий курс или заставят год терять?
В голове уже рисуется картинка: просторный зал, где слышен топот сотни кроссовок, запах свежего паркета и тренерский свисток, режущий воздух. И я в числе других студентов. Разбираем финт, правильную стойку. «Слушайте сюда, будущие тренеры — вот так ставят удар, чтобы соперник не понял, откуда прилетело!» И мы, открыв рты, впитываем каждое слово.
Но в памяти всплывает другое: кабинет, бумаги, отчёты — и строгий взгляд того, кто скажет: «Ты что, товарищ Штыба, учиться вздумал? Ты же депутат, а не студент! В ЦК такие финты не канают!»
А потом — тёплый шёпот Марты в ушах:
— Ты можешь всё, что хочешь, Толя.
Чёрт возьми, а ведь правда. Может, и к чёрту эти условности? Жизнь одна. Вот бы всё сразу: и учёба, и карьера, и любовь. Только как разорваться, если я — один?
— Знаешь, что сказала мама? — вырвал из раздумий меня голос Марты. — Чтобы я пуговицу застегнула на блузке, — призналась подруга, а я почувствовал себя виноватым, ведь оную я расстегнул самолично, пытаясь забраться… ну вы поняли куда.
Мы ещё немного поболтали, пока нас не позвали на ужин. Хотя, если честно, для ужина было рановато — может, у них это просто поздний обед?
Хокона всё ещё не было, так что за столом собрались лишь мы четверо. И всё бы ничего, но мама Соня буквально сверлила меня взглядом, словно пыталась понять: чем же я, русский медведь, заманил её принцессу?
А чё? Я вилку держу правильно, в тарелку руками не лезу, жую аккуратно — вот она, наверное, и удивляется. Но под изучающим взглядом есть было не слишком приятно, и чем именно нас кормили, я, честно говоря названия, не запомнил. Зато вкусно было — это точно! Не «какером» единым сильна норвежская кухня!
— Желаете выпить что-нибудь? — с заметным акцентом спросил переводчик с ушами, словно у слонёнка. Его русский был ужасен, но старания ему не занимать.
Мы остались вдвоём с принцессой Соней, но третьим присутствующим был этот самый переводчик. Хотя его можно было бы счесть скорее предметом мебели — Соня его игнорировала. Зачем он тут вообще нужен? У Сони, видимо, проблемы с языками. Понимать она понимает, но видно, что в её биографии королевского воспитания не наблюдается. Вот Харольда учили, и Марту с Хоконом тоже, а Соню… ну, она ведь из простых «дворняг», как и я. Хотя, говорят, в её роду что-то голубокровное нашли.