Игра на двоих

Bizzarria

Сквозь открытый люк до меня доносится оглушительно-громкий, душераздирающе-тоскливый вой. Хеймитч преграждает мне путь, и я подбегаю к окну. На земле под нами сгущается ночная тьма, но я различаю белое пятно рядом с тем местом, где мы оставили волка. Волчица. Запрокидывает голову и воет, воет, воет. О страхе и отваге, о дружбе и любви, о жизни и смерти. Оплакивает свою потерю. Чувствую, как каждый новый крик отдается эхом в груди — в дыре, где еще десять минут назад было сердце. И вдруг вой обрывается. Резко и навсегда. Над белым пятном сгущаются тени и скрывают его от моих глаз.

Не

оставят след — собьются с толку

Ни одной на дереве заточки:

«Здесь когда-то тоже были волки»

Волки умирают в одиночку.

Остаток полета проходит для меня как в тумане. Я забиваюсь в угол, сжимаю руки в кулаки и закрываю глаза. Мне безразлично, как Хеймитч объяснил родителям, что произошло на том склоне, но позже я обязательно поблагодарю его за это. Лео подходит ко мне, наклоняется и долго гладит по голове, не говоря ни слова. Мужчины берут на себя все наши обязанности и по прибытии в Тринадцатый. Я нахожу в себе силы только для того, чтобы по очереди обнять родителей и заверить, что здесь они в безопасности. На обещание скорой встречи меня уже не хватает. Хеймитч и Лео возвращаются в планолет вдвоем, и я понимаю, что договор заключен. С этого момента Альма Койн — наша новая союзница.

Мы летим обратно в столицу. Сквозь опущенные ресницы замечаю, как ментор садится на пол рядом со мной. Помня, насколько крепкая нить связывала меня с волком, он знает, что слова не помогут. И все же находит что сказать.

— Они спасли тебя. Дали второй шанс на жизнь. Я слышал, как ты говорила Китнисс, что сила может быть разной. Например, жить, когда кажется, что в этом больше нет смысла. Ты сильная, Эрика. И у тебя есть и всегда будет смысл.

И он протягивает мне насмерть перепуганного волчонка. Зверек смешно встряхивает головой и нерешительно, с опаской приоткрывает глаза. Не серые. Ярко-голубые, как мирное небо, в которое мы с Хеймитчем так стремимся. Волк внимательно смотрит на меня, я — на него. Словно вижу в его глазах обещание, что все будет хорошо. Секунда, еще одна. И сердце встает на место. Я не буду одинока.

За оставшиеся до возвращения в Капитолий минуты я понимаю еще кое-что. Волчица пела не об убитом волке и потерянном волчонке. Зверь просто прикрывал наши спины собственной грудью. Она видела, что волк пожертвовал собой ради меня и повторила его путь, пусть и не зная, заслуживаю ли я подобной жертвы. Значит, так надо. Волчица верила волку так же безотчетно и слепо, как я доверяю Хеймитчу.

Оставлять под сенью листопада

Лишнего без звука и без стона.

Волки умирают — значит надо

Это значит умирать им снова.

Волки умирают без затеи,

Без смятения, собратьев пересудов.

Волки умирают — значит будут

Зайцы жить, гиены и верблюды.

Без оглядки, ропота пустого,

Суеты за спинами — и грудью

Взрыв звезды и смерть встречают волки

И рождаются, наверное, люди.

Приземляемся все в том же темном переулке. Лео провожает нас до Штаба. Входим в здание и, минуя пост охраны, идем к лифту. Миротворцы кивают, Хеймитч шутливо отдает им честь.

— Уверен, что тебе с нами по пути? — спрашиваю нашего сопроводителя. — Может, хотя

бы покажешься на глаза Президенту, а то мало ли, что он подумает о причинах твоего отсутствия?

— У меня разговор к Главному Распорядителю, а Сноу наверняка сидит у него, — усмехается Лео. — Чай пьет, на гибель трибутов любуется.

Я киваю и остаток пути мы проделываем молча. Даже завернутый в куртку волчонок не издает ни звука.

Что-то не так. Слишком тихо, Штаб будто вымер. Менторам отвели по целому этажу, с третьего по пятнадцатый. Ниже располагается госпиталь, выше — лаборатории управления. Лифт едет медленно и отчего-то останавливается на несколько секунд

на каждом этаже. В воздухе повис тяжелый, приторный запах. Только добравшись до третьего уровня я понимаю, в чем дело.

— Хейм!

Мужчина поворачивается ко мне.

— Смотри вперед, — одними губами прошу я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

На площадке перед лифтом на каждом этаже лежат окровавленные тела. Где-то одно, где-то два, где-то — целые компании. Зверски убитые менторы. Все до единого. На шестом различаю изуродованное лицо старушки Мэгз и отворачиваюсь, боясь узнать в каждом из трупов старого знакомого. Еще утром белоснежный, сейчас пятнадцатый этаж обагрен кровью. Она везде. Лужицы на полу. Пятна на потолке. Брызги на стенах. Хеймитч просит меня идти между ним и Лео и осторожно открывает дверь в пентхаус. Картина не меняется: все перевернуто и повсюду кровь. Никого. Ни Сноу, ни миротворцев, ни…

— Эффи!

— Тела нет, — замечает Лео. — Мы бы ее сразу заметили. Скорее всего, бросили в подземелье.

Двигаемся в сторону моей спальни. Здесь все осталось как прежде, кроме одного — кровавой надписи на стене над изголовьем кровати. «И пусть удача… ». Обвожу комнату блуждающим взглядом и моментально замечаю на столе серый сверток. Подхожу, осторожно касаюсь его свободной рукой. Пальцы нащупывают тонкую ткань, пластик и резину. В голове начинает вырисовываться картинка. Не говоря ни слова, иду в комнату напарника. Озадаченные моим поведением мужчины спешат за мной. «… всегда будет с Вами». Тот же сверток, но чуть большего размера. Вытаскиваю аккуратно сложенную ткань и сминаю в руке. Отдельные образы складываются в единое целое.

— Ну и что это значит? — хмуро интересуется Хеймитч. — Сегодня ночью придут за нами?

— Утром, — поправляю я.

— Откуда ты знаешь?

Вместо ответа включаю телевизор. Комнату наполняет шум голосов Цезаря и Клавдия, бурно обсуждающих происходящее на Арене. Надеюсь, с такими помехами Президент мало что услышит из нашего разговора.

— Лео, сможешь выполнить две просьбы?

— Излагай, — кивает парень.

— Первая — позаботиться о волке, — протягиваю ему волчонка.

— Легко. Вторая?

— Чуть сложнее. Еще раз обеспечить нас транспортом. На этот раз — нормального размера.

— Понял. Куда подогнать?

— К Арене. Время уточнишь у Плутарха, — не могу не усмехнуться. — В этом году самые точные часы — в его руках.

Перевожу взгляд на ментора и наконец демонстрирую ему свою находку.

— Играем, Хейм. Мы возвращаемся на Арену.

За какую-то долю секунды цвет его лица становится таким же серым, как комбинезон трибута в моих руках.