Игра на двоих
Шрифт:
— Все в порядке?
— Да. Их никто не найдет.
— Где…?
— Тебе это ни к чему, — качает головой Хеймитч. — Пусть эта тайна утонет вместе с ними. Ой, кажется, я проговорился…
— Я сделаю вид, что не заметила, — нервно посмеиваюсь я.
— И правильно, детка, — устало улыбается ментор. — Меньше знаешь — лучше спишь. Кстати, как раз немного поспать нам сейчас ничуть не помешает.
Конечно, „немного“ растягивается на долгие часы: мы просыпаемся после полудня от стука в дверь. Осторожно выглядываю в окно и замираю. На пороге стоят трое миротворцев. Ментор идет открывать, а я перебираюсь в библиотеку и делаю вид, что читаю. В прихожей раздаются громкие голоса.
— Не стоит ее беспокоить. Весь прошлый день она провела со мной,
Я отбрасываю ненужный том и почти бегом добираюсь до прихожей.
— Мисс Роу, вы идете с нами в Дом Правосудия, — резко произносит один из миротворцев, хмурый мужчина средних лет с оружием в руках.
— Нет, не иду. По крайней мере до тех пор, пока вы не объясните, почему я должна это сделать.
— Вы знали мальчика по имени Джаспер Ли?
— Да, мы учимся в одном классе. Почему вы говорите о нем в прошедшем времени?
— Сегодня утром к нам обратилась его мать. Джаспер и четверо его друзей ушли вечером из дома и не вернулись. Обыскивая самый отдаленный квартал Шлака, моя команда обнаружила пятна едва застывшей крови. Мы предполагаем, что их убили. Когда я спросил у матери мальчика, подозревает ли она кого-то, женщина назвала ваше имя.
По спине пробегает неприятный холодок, но я собираюсь с духом и делаю вид, что не понимаю, о чем идет речь. Обычно миротворцы не занимаются пропавшими в Дистрикте людьми: их задача — следить за порядком и делать заявления от лица Капитолия. Однако отец Джаспера занимает высокий пост Доме Правосудия, а потому эти трое, явившиеся в Деревню, не отказали ему в просьбе провести расследование, рассчитывая на щедрое вознаграждение. А учитывая отношение ко мне жителей Двенадцатого, неудивительно, что его мать назвала меня главной подозреваемой, если не убийцей.
— Я несовершеннолетняя. Вы не имеете права.
— Мы на многое имеем право, девочка, — прерывают меня миротворцы, без приглашения входят в дом и приближаются ко мне.
Хеймитч делает шаг назад и, прикрывая подопечную, резко отвечает:
— Вы к ней не прикоснетесь. Я иду с вами в Дом Правосудия.
Глава миротворцев прожигает ментора взглядом, но тот не опускает глаз и отвечает ему тем же.
Перед тем, как вернуться в Дистрикт, миротворцы стучатся в мой дом и допрашивают родителей. Когда один из них спрашивает у матери, знает ли она, где я провела прошлую ночь, мне приходится незаметно кивнуть ей из-за плеча мужчины. Та правильно понимает мой жест и не задумываясь отвечает, что я, как и всегда, ночевала дома. Тот недоверчиво усмехается в ответ, но не говорит ни слова. Сухо поблагодарив ее, он разворачивается и уходит, приказав нам следовать за ним.
Десять минут спустя мы уже стоит перед кабинетом мэра в Доме Правосудия. Меня приглашают внутрь, но ментор кладет руку мне на плечо, задерживая на мгновение. Наклонившись ко мне, мужчина еле слышно шепчет:
— У них нет ни единого доказательства, они не смогут обвинить тебя в убийстве Джаспера. Тело не нашли, оружие тоже. Не бойся. Ты знаешь, что и как нужно отвечать.
— Да, ментор, — вполголоса отвечаю я.
Миротворец, заметив, что я остановилась, подходит, сильно, до боли сжимает мое запястье и толкает меня в сторону комнаты.. Его напарник, заметив неосторожное движение Хеймитча в сторону подозреваемой, оттесняет его в сторону. Я со злостью вырываюсь из объятий своего сопроводителя и вхожу.
На протяжении всего допроса стараюсь не забывать последние слова ментора и держаться уверенно. Как ни странно, мне это удается. Сказать, что за прошедшие часы я успела стереть из памяти события прошлой ночи, значило бы солгать не только окружающим, но и самой себе. Я задвинула эти воспоминания в самый дальний уголок сознания и пообещала вернуться к ним только тогда, когда все закончится. Так что сейчас я чувствую себя свободной от всех обязательств и чувства вины и отвечаю на вопросы главы миротворцев со всей дерзостью, на которую способна, позволяя
Допрос длится не меньше часа, который кажется мне вечностью. Меня подробно, буквально по минутам расспрашивают о том, где я была и чем занималась вчера. Я отвечаю на вопросы, сопровождая каждую фразу язвительным комментарием. Когда у одного из присутствующих миротворцев заканчивается терпение разговаривать со мной, начинаются угрозы. Однако я все с той же уверенностью интересуюсь: „Джаспер оставил записку, в которой обвинил меня в собственной смерти? Вы нашли его тело? Или, возможно, оружие, которым, как вы думаете, его убили? Почему вы считаете его погибшим? С таким же успехом он мог сбежать в лес!“
В конце концов меня отпускают, дальнейшее расследование отменяют, а дело закрывают за недостатком оснований, улик и доказательств. Я покидаю кабинет мэра и моментально оказываюсь в объятиях Хеймитча. Ему тоже хотят задать пару вопросов, но ментор ведет себя еще хуже, чем подопечная, а потому миротворцы уничтожают его взглядом и велят убираться обратно в деревню. Эбернети отвечает презрительной улыбкой, приобнимает меня за плечи и подталкивает к выходу.
А на Главной Площади меня уже поджидает толпа разъяренных жителей Дистрикта-12. По лицам собравшихся мужчин и женщин я вижу, что один шаг отделяет их от того, чтобы наброситься на меня. Со всех сторон доносятся пронзительные, полные ненависти крики:
— Лгунья!
„Можно подумать, вы всегда говорите правду“, — думаю я, приближаясь к Площади.
— Лицемерка!
„Каждый из нас“.
— Неблагодарная дрянь!
«А за что я должна сказать „спасибо“ вам? За то, что никто из старших не вступился, когда пятнадцатилетнюю девочку выбрали для участия в Голодных Играх?»
— Преступница!
„Я всего лишь хотела выжить“.
— Капитолийка!
„Знаете, моя ненависть к столице Панема куда сильнее вашей“.
— Твое место — на виселице!
„А где ваше?“
— Казнить ее!
„Это скорее выход из западни, в которую меня загнали, чем наказание“.
— За что ты убила моего сына?!
„За что он хотел убить меня?“.
— Что он тебе сделал?
„А я ему и его друзьям?“
— Отправляйся в ад!
„Я уже там, разве не видите?“
— Демон!
„Да-да, прямиком из преисподней“.
— Чудовище!
„Всего лишь его хозяйка“.
Собравшиеся мешают нам пройти. Тогда Хеймитч закрывает подопечную собственным телом и начинает продираться сквозь толпу. За это ментор тоже удостаивается порции оскорблений, но не реагирует на них, в отличие от меня. Вышедшие вслед за нами миротворцы делают вид, что наводят порядок и разгоняют жителей по домам, но это, конечно, ничуть не помогает. Пока мы медленно движемся в сторону Деревни, я замечаю, что многие взрослые взяли с собой детей. Теперь они смотрят на родителей и повторяют за ними ругательства в наш адрес. Кто-то подбирает в земли небольшие камни и бросает мне в спину. Один попадает в цель. Я останавливаюсь, оборачиваюсь и обвожу мутным взглядом Площадь и собравшихся людей. Вижу в окне Дома Правосудия мэра, который не решается подвергнуть собственную жизнь опасности и выйти, чтобы успокоить народ. Хеймитч кричит, что надо идти, но я не реагирую, лишь продолжаю стоять на месте, слегка покачиваясь, и смотреть на разгневанную толпу. Сердце начинает ныть, а голову словно стягивает железный обруч. Я не чувствую ничего — ни паники, ни ужаса, ни страха, ни даже злости или обиды. Только все то же отвращение, тупое безразличие ко всему происходящему и глухая, тянущая боль где-то внутри. Наконец, ментор подходит, хватает меня за руку, с силой прижимает к себе и ведет прочь из Дистрикта. Нет сил сопротивляться; я покорно иду за наставником. Мы возвращаемся в Деревню. Самые изощренные ругательства и мелкие острые камешки продолжают лететь нам вслед еще очень долго, но я больше не обращаю на них внимания.