Игра по крупному

Незнанский Фридрих Евсеевич

Братья засопели и нехотя кивнули.

— Запомните! — стучал кулаком по подлокот­нику кресла Гоша. — Это нефть! Международ­ный товар! Здесь надо ладить, надо делиться. А не можете, так и не суйтесь, не портите мне репутацию делового человека... — Он уже хри­пел, хватаясь за сердце.

Братья по-прежнему молчали.

— Хрен вы ему отдадите, — вдруг сказал Гоша. — Знаю я вас. Но тогда, братики, пеняйте на себя.

— Ну вот, в самый раз. Спутник только-толь­ко появился на горизонте... Я, думаете, не гово­рил ему? У тебя,

Джамиль, миллиарды! Ну что тебе парочка миллионов на нашу бедность? Один разговор — попросили бы, как человека. Другой разговор — взяли обманом. И кого? — Гоша воз­дел руки к потолку. — Искреннего друга России, сочувствующего реформам! Обмануть такого че­ловека!

Телефон звонил не переставая. Гоша прервал свою тираду, взял аппарат и протянул его стар­шему:

— Вот скажи ему сам. Принеси извинения. Скажи, что вернешь с процентами. При мне скажи. А процент пусть назначит он сам. Ты все понял?

Костюха взял трубку:

— Джамиль... А кто? Тюмень?

И протянул трубку хозяину.

— Ну что еще... — поморщился Гоша. — Что у вас там опять приключилось? Это кто? Ну здо­рово, Ганус, здорово. Как сам-то? Что? Когда? И кто? Какая еще прокуратура? Ах, сволочи... Она кому чем помешала? И Чердака тоже? А он там как оказался? Томилин? Он что, уже вернулся? Понял... Потом перезвонишь... — И швырнул трубку на пол. Схватился за голову, замычал, как от зубной боли.

— Что случилось? — спросил старший.

— Потом, Костюха, потом... — Он поднял на братьев глаза, полные слез. — Елену пришили. Вместе с Чердаком... Я ее своими руками своему корешу как законную жену преподнес...

— Томилин? — спросил старший. — Ленку замочил?

— Ну да... Кому я ее доверил, а? Вы же были на их свадьбе, помните? Она еще рыдала после церкви: Гоша, кому ты меня отдал? А я разво­диться, сами знаете, не мог. Ну встречался с ней... Раз-два в неделю. Томила и заподозрил. Приставил к ней Чердака следить. Я узнал, гово­рю Чердаку: ты не за тем следи, понял? Следи, чтобы нас с ней не прихватили. А он, сука, пока я в столице ошивался, сам к ней под одеяло залез...

— Она всегда на передок была слаба... — ска­зал Костюха и тут же осекся, встретившись с бешеным взглядом хозяина.

— Ты при мне таких слов про нее не гово­ри! — просипел хозяин. — Она тебе давала? Хоть раз?

— Да нет. Я и не просил... — замотал головой Костюха.

— Врешь! Набивался к ней, и не раз, — стук­нул кулаком по подлокотнику хозяин. — Она мне говорила! Как ты лапы к ней тянул...

— Да по пьяни чего не бывает, — заступился младший. — Я, бывало, тоже к ней — на автопи­лоте. Но она себя блюла. Обидно было, что Томиле досталась.

— Что ж вы о покойнице ни одного хорошего слова? Зоя! — гаркнул Гоша через плечо. — А ну подойди, чего скажу... Да знаю, стоишь за две­рью, подслушиваешь...

Зоя — в вечернем платье, с макияжем — рес­ницы стрелками, помедлив, вошла в гостиную.

— Случилось что?

Опять кого пришили?

— А ты не слышала? — спросил хозяин.

— Ты так орал... Я и подумала: опять кореш твой дуба дал.

— Да не кореш... Ленка Томилина! Прямо в постели с Чердынцевым порешили.

— Ты-то чего разволновался? — спросила она. — Что с другим мужиком пристрелили? Так у нее муж есть! Небось он и шлепнул.

— Томила — никогда! — сказал Леха. — Ин­теллигент. Кого другого подослать — это он может. А сам — никогда.

— А куда это ты вырядилась? — спросил хозя­ин, притягивая ее к себе.

— Так сам же говорил, на прием в посоль­ство... забыл уже?

— Так еще рано. — Гоша снова взглянул на часы. — Еще почти пять часов до начала.

— Больно ты из-за своей Ленки, смотрю, раз­волновался, про все забыл. Пусти! Прослезился даже.

Она отпрянула от него и вышла из гостиной. Гоша развел руками.

— Вот и поговори с ней... Прямо одно к одно­му. Одно за другим.

— Думаешь, Томила не замешан? — спросил старший брат, налив себе коньяка.

— Возьмешься разузнать? — подался к нему хозяин.

— Я не прокурор, — сказал Костюха. — Но разузнать можно.

Они молча, не чокаясь, выпили.

— Полетишь в Тюмень? — спросил Гошу Леха. — Похороны-то когда?

— Надо бы, — вздохнул Гоша. — Распусти­лись в мое отсутствие, я смотрю... Но меня боль­ше тревожит наш южный фланг, если честно.

— Сынуля уже вернулся к папане под крыло, — сказал Костюха. — Охрана такая — не подступишься... Самое время переходить ко вто­рому варианту, как считаешь?

— Опять чеченцы твои? — поморщился Гоша. — Может, других найдешь? Эти уже засве­тились. А рот ему заткнуть не мешало бы... Еще журналистов там не собирали?

— Я сказал Кадуеву... — произнес, помедлив, Костюха. — Только ты не ори, мол, они засве­ченные и все такое. Они тем более теперь обо­зленные. Раньше без проколов, ни одной осечки, понимаешь? А тут две осечки подряд.

— Три! — показал на пальцах Гоша. — В Ака­пулько и дважды в Тегеране.

— Они же этого Алекпера выкрали и в Мек­сику отправили. Это же они сделали.

— Нет, — мотнул головой Гоша. — Это я забыл. Я помню, что Серега и Андрюха проколо­лись, царство им небесное... А теперь с этой пе­вичкой, или кто она, чеченцы справятся?

— А других нет. И времени нет. И другого способа закрыть рот этому сынку нет, — сказал Костюха. — Так что сиди и не дергайся. Чеченцы по вопросу умыкания баб — дошлые, им палец в рот не клади.

— Если этот американец опять не встрянет, — заметил Гоша.

— Насчет американца много неясного, — ска­зал Леха. — Говорят, будто он русский. Вроде эмигрант. Шпарит на всех языках, владеет всеми приемами... Специально его готовили, что ли?

— ЦРУ больше делать нечего, — усмехнулся Гоша. — Ладно. Остановимся на этом варианте. Денег хоть за это не требуют?