Игра престолов
Шрифт:
— Он и не жил, принцесса. Женщины говорили… — Он осекся, Дени заметила, как осунулся рыцарь, как хромал при ходьбе.
— Так что говорили женщины?
Сир Джорах отвернулся. В глазах его стояла боль.
— Они сказали, что дитя было…
Дени ждала, но сир Джорах не мог вымолвить эти слова. Лицо его потемнело от стыда, он казался ей полутрупом.
— Чудовищным, — докончила за него Мирри Маз Дуур. Рыцарь был могуч, но Дени вдруг поняла, что мейега сильнее его и более жестока, и бесконечно более опасна. — Я сама извлекла урода наружу. Он был слеп, покрыт чешуями, словно ящерица,
Это сделала тьма, подумала Дени. Та тьма, наползшая сзади, чтобы пожрать ее. Если бы она оглянулась, то пропала бы.
— Сын мой был жив и здоров, когда сир Джорах понес меня в этот шатер, — сказала она, — я сама ощущала, как он брыкается, просясь наружу.
— Так, наверное, и было, — ответила Мирри Маз Дуур. — И все же явившееся из твоего чрева создание было именно таким, как я сказала. Смерть была тогда в этом шатре, кхалиси.
— Тени, только тени, — буркнул сир Джорах, но Дени слышала сомнение в его голосе. — Я видел, мейега. Ты была одна и плясала с тенями.
— Могила отбрасывает длинные тени, железный лорд, — заметила Мирри, — длинные и темные, и никакой свет не может полностью отразить их.
Сир Джорах убил ее сына, поняла Дени. Он сделал это из преданности и любви, однако он принес ее туда, где нет места живому человеку, и отдал ее младенца тьме. Он тоже понимал это — о чем говорили серое лицо его, пустые глаза и хромота.
— Тени прикоснулись и к тебе, сир Джорах, — сказала она. Рыцарь не ответил. Дени повернулась к повитухе: — Ты говорила мне, что лишь смертью можно выкупить жизнь. Я думала, ты говоришь про коня.
— Нет, — сказала Мирри Маз Дуур. — Эту ложь ты сказала себе сама. Ты знала цену.
«Знала? Неужели? Если я оглянусь, я пропала».
— Цена выплачена, — сказала Дени. — Конь, мое дитя. Куаро и Квото, Хагго и Кохолло. Я заплатила несколько раз. — Дени поднялась с подушек. — Где кхал Дрого? Покажи мне его, повитуха-мейега, волшебница, кем бы ты ни являлась на самом деле. Покажи мне теперь кхала Дрого, покажи мне, за что отдала я жизнь своего сына.
— Как тебе угодно, кхалиси, — сказала старуха. — Пойдем, я отведу тебя к нему.
Дени не знала, что настолько слаба. Сир Джорах обнял ее за плечи и помог встать.
— Это можно сделать и потом, моя принцесса, — сказал он негромко.
— Я увижу его немедленно, сир Джорах!
После мрака шатра свет снаружи показался ей ослепительным. Солнце проливало расплавленное золото на обожженную и бесплодную землю. Служанки ожидали Дени с фруктами, вином и водой, а Чхого шагнул вперед, чтобы помочь сиру Джораху поддержать ее. Агго и Ракхаро стояли позади. Сверкающий под солнцем песок мешал ей смотреть, и Дени подняла руку, прикрывая глаза. Вокруг неровного кострища бродили несколько дюжин лошадей, тщетно пытавшихся отыскать хоть какой-нибудь травы, за ними стояли редкие шатры. Небольшая группа детей собиралась поглазеть на нее, женщины занимались работой, старцы усталыми глазами разглядывали синее небо, отмахиваясь от кровавых мух. Она сумела насчитать
— Кхаласар Дрого ушел, — сказала она.
— Кхал, который не способен ехать на коне, больше не кхал, — ответил Кхого.
— Дотракийцы следуют только за сильным, — добавил сир Джорах. — Прости, принцесса, их нельзя было удержать. Первым уехал ко Поно, он назвал себя кхалом Поно, и многие последовали за ним. Чхако последовал его примеру. Остальные бежали тайно — ночь за ночью, большими и малыми группами. Теперь на месте прежнего кхаласара Дрого в дотракийском море появилась дюжина новых кхаласаров.
— А с нами остались старые, — сказал Агго. — Испуганные, слабые и больные. И мы, присягнувшие. Мы остаемся.
— Они увели стада кхала Дрого, кхалиси, — сказал Ракхара, — нас было мало, и мы не смогли остановить их. Сильный вправе отбирать у слабого. Они увели с собой и рабов, твоих и кхала, но все же кое-кого оставили.
— А Ероих? — спросила Дени, вспомнив ту испуганную девушку, которую спасла у стен города ягнячьих людей.
— Ее забрал Маго, теперь он кровный наездник кхала Чхако, — сказал Чхого. — Он брал ее так и эдак, а потом отдал своему кхалу, а Чхако отдал своим кровным. Их было шестеро. Потешившись, они перерезали ей горло, кхалиси.
— Так было ей суждено, кхалиси, — сказал Агго.
«Если я оглянусь, то пропаду».
— Жестокая судьба, — проговорила Дени. — И все же не столь жестокая, как та, что ожидает Маго. Обещаю вам перед богами старыми и новыми, перед богами конного и ягнячьего народа, перед всяким живым богом. Клянусь в этом Матерью гор и Чревом Мира. Я потешусь над ними так, что Маго и ко Чхако будут молить о том милосердии, которое они дали Ероих.
Дотракийцы неуверенно переглянулись.
— Кхалиси, — принялась объяснять служанка Ирри, словно бы обращаясь к ребенку, — ко Чхако теперь кхал, он правит двадцатью тысячами всадников.
Она подняла голову.
— А я Дейенерис Бурерожденная. Дейенерис из дома Таргариенов, наследница Эйегона-завоевателя, Мейегора Жестокого и старой Валирии. Я — дочь дракона и клянусь перед вами, что этим людям суждена жестокая смерть. А теперь проведите меня к кхалу Дрого.
Он лежал на голой ржавой земле, глядя на солнце. Дюжина кровавых мух ползала по его телу, но кхал не замечал их. Дени отогнала насекомых и стала на колени возле мужа. Глаза Дрого были широко открыты, но он не видел ее, и Дени сразу поняла, что кхал слеп. Она прошептала его имя, но он не услышал. Рана на груди зажила, оставив ужасный серо-желтый шрам.
— А что он делает здесь на солнце? — спросила она.
— Похоже, ему нравится тепло, принцесса, — проговорил сир Джорах. — Глаза кхала следуют за солнцем, хотя он его не видит. Он может даже ходить. Он идет туда, куда ты его ведешь, но не дальше. Он ест, если кладешь ему пищу в рот, пьет, если лить ему воду в губы.
Дени ласково поцеловала свое солнце и звезды в чело и встала перед Мирри Маз Дуур.
— Мейега, твое волшебство слишком дорого стоит.
— Но кхал жив, — сказала Мирри Маз Дуур. — Ты просила, чтобы он жил, и заплатила за это.