Игра с отчаянием
Шрифт:
Когда она поставила чашку на стол и в очередной раз украдкой взглянула на компанию за дальним столиком, то с удивлением обнаружила, что они больше не ведут оживлённую беседу. Хитаги выжидающе смотрела на Марти, Дэймон также поглядывал на барабанщика. Тот же внезапно погрузился в мрачную задумчивость, глядя в стол и обхватив обеими руками чашку чая. Заинтересованная внезапной переменой в их поведении, Марибель невольно навострила уши, желая узнать причины.
Наконец, Марти заговорил. Его голос звучал не так бодро и звонко, как обычно — в нём сквозили тихие меланхоличные нотки.
— Любил ли я хоть одну из девушек, с которыми встречался? — очевидно, переспросил он. Затем он грустно
Услышав это, Марибель смущённо опустила голову, стараясь ничем не выдать, что она подслушала такой личный разговор. Пожалуй, эти слова были самым искренним, что ей доводилось слышать от Марти, поэтому они произвели на неё глубокое впечатление. Ей вдруг подумалось, что даже у такого беззаботного человека, как он, есть свои горькие воспоминания, которые он скрывает за весёлой усмешкой. Но именно сейчас маска треснула, обнажая кусочек души Супер Барабанщика. На ум внезапно пришло чьё-то высказывание: “У людей с самой широкой улыбкой самая печальная душа”.
Марибель тихонько допила свой чай, поднялась и неспешно побрела в свою комнату. Эта, казалось бы, незначительная встреча оставила ей серьёзную пищу для размышлений. А мыслить лучше всего, находясь в одиночестве.
***
Ёшики никогда не считал себя особо проницательным или что-то подобное. В этом плане он оценивал себя трезво и знал, что вряд ли когда-нибудь сможет строить логические цепочки так же чётко и уверенно, как Супер Детектив, Азартный игрок или Барабанщик. В особенно плохом расположении духа он иногда вообще начинал считать, что Эрика не зря смеётся над ним. Правда, гордость и возмущение всё-таки быстро брали своё, возвращая самооценку Кишинумы со дна. Но факт оставался фактом: в плане ума Ёшики не был слишком-то блестящим. Наверняка причина крылась в его отношении к учёбе — полном нежелании думать над ней — и предпочтении знаниям очередную бессмысленную драку.
И всё же даже со своей самопровозглашённой несообразительностью Ёшики не мог не заметить перемены в отношениях Минато и Акихико. Он не знал точной причины, но ясно видел, что между ними как будто пробежала кошка. Не то, чтобы они стали друг друга ненавидеть, просто словно перестали искать компании друг друга и стали немного холоднее и мрачнее. Когда Ёшики спросил об этом Супер Боксёра, тот лишь отмахнулся, явно не горя желанием обсуждать проблему. Тогда Кишинума обратился с этим вопросом к Минато.
В этот момент они как раз шли от единственной закрытой двери на пятом этаже по направлению к лестнице. Дверь эта находилась в конце длинного изогнутого коридора и была на первый взгляд обыкновенной служебной дверью, подобным тем, что вели в какую-нибудь кухню. Табличка на ней гласила: “Кабинет биологии”. Минато пошёл туда, пытаясь понять, почему же она заперта, одна на весь этаж. И всё-таки уходить пришлось с пустыми руками.
Когда Ёшики осторожно поинтересовался, что произошло между Минато и Акихико, Супер Повелитель персон слегка удивился. Ёшики не раз замечал, что эмоции Арисато выражает всегда как-то слабо, будто немного заторможено. Некоторое время Минато молчал, долгим оценивающим взглядом смотря на Ёшики, отчего Кишинума даже немного смутился. Наконец, он пожал плечами и произнёс:
— Просто я высказал ему своё мнение. И, кажется, нам обоим
— Переосмыслить? — переспросил Ёшики, не до конца понимая, что собеседник имеет в виду. Минато слегка улыбнулся и объяснил:
— Понимаешь, это место изменило многое в наших жизнях и, думаю, в нас самих. Санада-семпай принял защитную позицию по отношению к окружающим; я же пытаюсь пойти с ними на сближение…
В этот момент они проходили мимо оранжереи. Вдруг Минато кивком предложил зайти, и после небольшой паузы Ёшики также кивнул, соглашаясь с этой идеей. Дальнейший разговор происходил уже в окружении растительности, ароматов цветов и лёгкой сырости в воздухе. Прохаживаясь между клумб разных размеров, парни вели свой диалог.
— На самом деле, — начал Минато, — хоть раньше я был уверен, что моё мнение правильное, в последнее время я начинаю немного сомневаться. Я всё ещё считаю, что две головы лучше, чем одна, но… — он сделал паузу и тяжело вздохнул. — Кажется, не всем это нужно.
— На что ты намекаешь? — уточнил Ёшики, хотя имел несколько смутных догадок.
Минато отвернулся.
— Судя по тому, что произошло с Ирису и Ууджимой, некоторым важнее то, что происходит тут, чем поиски способа выбраться, — с невесёлой улыбкой заметил он. — Или же те, кто пришёл сюда сам с какой-то целью, как Амели и Флай. Кто знает, может, Санада-семпай не так уж неправ, считая их опасными…
— Но ведь убивали и те, кто хотел выбраться, — заметил Ёшики. — Например, Моришиге. Ну, или Уширомия, хоть это и вышло не специально…
Минато вдруг остановился и долго внимательно смотрел на собеседника. В его взгляде было что-то жутковатое, отчего по спине Ёшики пробежали мурашки. Внезапно Супер Повелитель персон гробовым тоном поинтересовался:
— А ты смог бы кого-нибудь убить?
Ёшики вздрогнул, как будто повеяло холодком. Мигом Супер Хулиган помрачнел и опустил глаза. На самом деле, он не раз и сам думал об этом, и эти мысли никуда не делись даже после решения объединиться с остальными в поисках выхода. Ёшики всё казалось, что пока он торчит тут и не может найти выход, там, снаружи, происходит что-то грандиозное. Неизвестность изводила. Мысли мучили его, и он не мог ничего с этим поделать. Всё это время он сдерживал эту бурю в себе, и внезапный вопрос Минато породил в Ёшики острое желание признаться в своих переживаниях. Всё ещё глядя в пол, Кишинума произнёс:
— Если бы я мог, я бы, наверное, сделал это ещё после первого мотива. — В этот момент он поднял глаза и увидел, что Минато слегка удивлённо вскинул брови. Тогда Ёшики мрачно продолжил: — Дело в том, что тот первый мотив… — он прикусил губу и напрягся, чтобы в следующую секунду расслабить плечи и тихо признаться: — На диске была запись, где девушка, которой я очень благодарен и которую люблю, молила о помощи. Всё это время я постоянно думаю о ней. Она ведь, возможно, совсем одна в беде… а я ничего не могу сделать. — Ёшики непроизвольно сжал кулаки. — Вся эта ситуация сводит меня с ума, она бесит. Я постоянно задумываюсь о том, что убийство может быть выходом, но меня останавливают две вещи: во-первых, я не уверен, что смогу замести следы — даже те, кто явно умнее меня, на чём-нибудь да прокололись; во-вторых, и самое главное, — Ёшики сделал паузу и тяжело вздохнул, — я просто не в состоянии найти в себе силы, чтобы забрать у кого-то жизнь. Когда я представляю, как убиваю кого-нибудь, я не могу перестать видеть в нём личность со своими чувствами, мыслями, переживаниями, привязанностями… и понимаю, что не имею права у него это забирать. И всё-таки иногда я боюсь, что у меня получится обо всём этом забыть… — Ёшики поёжился от собственных слов, настолько неприятными они ему показались.