Игра с отчаянием
Шрифт:
Хитаги задумчиво выслушала её, а затем перевела взгляд на Эрику. Та спокойно кивнула, подтверждая слова Марибель, но как-либо объясняться она явно не была намерена. Тогда внимание Супер Азартного игрока переключилось на следующее действующее лицо этой странной сценки — Ёшики. Серьёзно глядя ему в глаза, Хитаги под заинтересованным надзором спросила:
— Кишинума-сан, не помните, что именно в вас так привлекло внимание Фурудо-сан?
Ёшики растерянно взъерошил свои волосы, смущённый её повышенным вниманием. Хитаги буквально прожигала его выжидающим взглядом. Супер Хулиган крепко задумался в попытке вспомнить всё до мельчайших деталей, отчего между его бровей появилась складка. А Хитаги, потеряв терпение, начала
— Может, она смотрела на ваше лицо? Или на ботинки? Или…
— … или на уровень четвёртой головы, — подсказала Тау, не сдерживая загадочной довольной улыбки.
— Уровень четвёртой головы? — искренне удивился Ёшики, совершенно не понимая, к чему этот комментарий и что он вообще значит.
Видя, что из-за слов Тау он отвлёкся, Хитаги обиженно надулась. “Она тут весь процесс сбивает!” — возмущённо подумала азартный игрок и нетерпеливо бросила:
— Наверное, это как-то связано с тем фактом, что по пропорциям человека в нём “помещается” восемь голов. По крайней мере, так говорила одна моя знакомая художница… Но не берите в голову, Кишинума-сан! Лучше продолжайте вспоминать.
Ёшики растерянно взглянул на неё, но всё-таки решил, что стоит её послушаться. “Сомневаюсь, что Тау говорила что-то важное…” — подумал он и вернулся к попыткам мысленно воссоздать ту сцену у библиотеки. В это время Марти, очевидно, догадавшийся, что Тау имела в виду, ухмыльнулся и пробормотал себе под нос:
— I guess she’s talking about the place good girls aren’t supposed to stare at…
— Ну-у… — наконец, неуверенно протянул Ёшики. — Кажется, она разглядывала что-то выше пояса…
— Выше пояса, значит… — задумчиво повторила Хитаги, потирая подбородок. — Что же там может быть слева? Внутренние органы какие-нибудь? Или же…
— Может, пуговицы на рубашке? — вдруг предположил Минато, подав голос впервые с тех пор, как его обвинили в убийстве. Кажется, поддержка Марибель подействовала на него ободряюще, и он немного пришёл в себя: его лицо вернуло естественный цвет, руки перестали дрожать, выражение стало увереннее. Ровным голосом Минато продолжил: — Если смотреть спереди, то пуговицы на мужской рубашке как раз будут с левой стороны.
— Звучит логично, — согласилась Хитаги и тут же поинтересовалась у Марти: — Кстати, ты, часом, не помнишь, на какой стороне были пуговицы у той рубашки, обрывки которой ты нашёл в мужской раздевалке?
Марти лишь развёл руками: он нашёл лишь небольшой кусочек, по которому было трудно определить, с какой стороны он находился первоначально. И, как в большинстве подобных случаев, когда Марти пытался вспомнить что-то, его мысли лишь путались, не давая определённого ответа на поставленный вопрос. Видя его замешательство, в разговор наконец-то вступила Эрика.
— Всё верно, тогда я на всякий случай проверяла расположение пуговиц, — подтвердила она. — Случай с Кишинумой-саном лишь подтвердил мои догадки: рубашка из мужской раздевалки — женская. Да-да, я была там — когда я вежливо попросила Тау-сан пустить меня, она без вопросов согласилась, — добавила Эрика, видя удивление на лицах Хитаги и Марти.
— Не хочу препятствовать расследованию! — улыбнулась кукла.
Хитаги подозрительно скосила на неё глаза, а затем резко отвернулась и хмуро бросила:
— Ну уж нет, за помощью я лучше обращусь к Марти — ему я доверяю больше, чем вам, Тау-сан!
Тау на это лишь снисходительно ухмыльнулась. Хитаги предпочла это проигнорировать и задумчиво проговорила:
— Ну, кажется, эта рубашка в итоге также оказалась фальшивой уликой: мало того, что ни одна из оставшихся в живых девушек не носит рубашек вообще, так ещё и я вспомнила о пропавшей из медпункта крови для переливания. Кажется мне, что эти два предмета как-то сильно связаны… Наверное, убийца решил подставить Арисато-сана и Кишинуму-сана с помощью
— Получается, что мы вновь вернулись к тому, с чего начали? — тихо поинтересовался Марти, когда она договорила, и тут же пояснил: — У нас опять нет никаких чётких улик, указывающих на настоящего убийцу.
С его словами было сложно не согласиться: предположений была уйма, но ни одно пока не представлялось возможным подтвердить как единственное истинное. По сути, все они, за исключением Эрики, сейчас были практически так же далеки от личности убийцы, как в начале суда, не считая нескольких смутных догадок и призрачных подозрений. От осознания этого факта все помрачнели и замолкли. В зале суда повисла гнетущая тишина. Никто не торопился нарушить её новым предположением; вместо этого большинство взялись за справочники, чтобы найти среди улик ту единственную ниточку к правде, которая пока упорно ускользала от их внимания. Наконец, в тяжёлую звенящую тишину вклинился тихий, но ясный голос Минато.
— Кстати, мы, кажется, ещё не разобрались с пятном крови на месте преступления, — заметил он. — Судя по списку улик, оно расположено довольно далеко от самого трупа.
— Ну-у… — Марибель задумчиво потёрла подбородок, затем кивнула сама себе и, подняв глаза на остальных, заговорила: — Кажется, у меня есть идея, откуда оно могло взяться. Дело в том, что я всё это время думала о немного другой улике, а именно — о ноже, который мы нашли в столовой. Мне не давал покоя вопрос: если он действительно является орудием убийства, то как преступник избавился от большинства следов крови? Просто помыть не вариант — на ночь вода отключается. Но проблему можно решить, если использовать для этого снег. Только подумайте: убийце срочно нужно оттереть кровь с ножа, а вокруг него целая крыша снега. Ну, он и попытался оттереть им нож. Но этот способ, конечно, далёк от идеала, поэтому немного следов крови на лезвии всё-таки осталось — как раз в труднодоступном месте. Как вам такой вариант? — Марибель огляделась, ища одобрения или опровержения своей теории.
Минато немного поколебался, оценивая полученную информацию, а затем медленно кивнул.
— Пожалуй, такое вполне возможно, — согласился он. — В итоге убийца заметил, что нож не очищен до конца, и решил его спрятать в стойке продавца, вместо того чтобы вернуть на место на кухне, а по пути у него оторвалась пуговица, которую ты нашла…
Минато продолжил рассуждать уже на тему пуговицы, но Хитаги перестала понимать смысл его высказываний. До этого она внимательно ловила каждое слово, надеясь первой достичь истины и бросить её в лицо убийце сестры, но в какой-то момент все звуки словно отдалились от неё, звуча в каком-то параллельном измерении. Вернее, это она невольно оказалась изолирована от остального мира. Хитаги стояла в ступоре, уставившись в одну точку. Это было крайне странное ощущение, словно вокруг неё вдруг воздвигли толстые стеклянные стены, не пропускающие внутрь ни единого звука. И вместо того, чтобы дать ей послушать рассуждения на тему убийства её любимой сестры, они решили показать ей кое-что. В памяти как никогда ярко вспыхивали разные картины — картины её прошлого. Все самые важные эпизоды её жизни возникали перед глазами, как вырезки из киноленты: от момента её “рождения” до “смерти”, от “починки” до “переустройства”; дни, полные радости общения с многочисленными сёстрами, и дни, полные разочарования в некоторых из них; минуты счастья, боли, надежды, отчаяния, горечи, веселья, обиды — все они заполняли её сознание, словно оно было полупустым сосудом. И, когда воспоминания достигли его краёв, они стали потихоньку вытеснять всё лишнее…