Игра в дурака
Шрифт:
Я подумал, что все в жизни переплетено гораздо круче, чем можно предположить, хотя это меня уже давно не удивляет. И еще я подумал, что Кирпичникову не обязательно было давать мне напутствие использовать информированность Лузганова на пользу нашего дела с Сокольниковым, поскольку сам Лузганов явно вознамерился использовать нас.
— Значит, сам Шелест вас не интересует, зато интересует Сокольников? — уточнил я.
— Не совсем так, — поправил Савелий. — Я тебе сказал, что у меня был заказ от одной московской структуры. Конечно, эту структуру интересовал весь предвыборный расклад, но прежде всего четыре фигуры — нынешний мэр Николай Алексеевич Звягин, директор машиностроительного завода Никита Петрович Шелест, управляющий строительным трестом Валентин Егорович Саватеев и руководитель некоего общественного фонда с трудно выговариваемым названием Григорий Акимович Козлинский.
— Козлинский?! Этот шут гороховый?! — изумился я.
Савелий мою осведомленность по части Козлинского воспринял как
— Представь себе.
— Но у него же шансов — шиш да маленько! Один шум.
— Правильно заметил, — удовлетворенно кивнул Савелий, — шум имеется, причем в больших количествах. Но, видишь ли, во время выборов, как правило, всплывает какая-нибудь шумная фигура, которая сама по себе пшик, однако вокруг поднимает такие волны, что будь здоров. И опять же почти всегда находятся люди, которые этим шумливым дают деньги именно для того, чтобы они создавали гомон и желательно — вокруг кого-то конкретного, весьма значимого. Бузотерам подбрасывают некоторую информацию, чаще всего компромат, а уж те это жареное пережевывают и с удовольствием разбрасывают объедки по всем сторонам.
— Значит, Козлинский — элементарная подстава?
— В принципе — да, хотя сам-то он себя считает тузом козырным.
— Это уж точно, — подтвердил я и рассказал о визите Григория Акимовича в наше агентство.
Савелий хохотал долго, даже прослезился, после чего вытер платком глаза и снова перешел на серьезный тон:
— Вчера мне позвонили из Москвы, сказали, будто исчез руководитель избирательного штаба Шелеста Валерий Аркадьевич Сокольников, и попросили выяснить, в чем здесь дело. Насколько я понял, для моих заказчиков такой поворот стал полной неожиданностью. Однако, признаюсь честно, я не понял, радует их это или огорчает. Но в любом случае для них это важно.
— И вы хотите, чтобы мы выяснили, куда исчез Сокольников? — задал я прямой вопрос, на который, по моим представлениям, должен был последовать прямой ответ. Однако Савелий сделал зигзаг.
— Как ты наверняка догадываешься, Игорек, для начала я навел кое-какие справки. Не стану утверждать, что информацию я получил абсолютно достоверную. За столь короткое время, сам понимаешь, нечто абсолютно достоверное получить сложно. Но все же… Я узнал, что вчера Сокольников в штабе не появлялся и никто из его людей ничего вразумительного ответить на сей счет не мог, а мобильный телефон был отключен, и это более чем странно. Зато утром в штаб приезжал Шелест и о чем-то долго беседовал с заместителем Сокольникова Бреусовым. Затем в штаб приезжала дочь Сокольникова, которая никогда прежде туда не наведывалась, причем дочка была в довольно нервном состоянии. Мне удалось выяснить еще кое-какие детали, но пока они не кажутся мне особо существенными, кроме одной. — Лузганов сделал паузу. — На днях в штаб приходили четыре журналистки. Предварительной договоренности у них не было, хотя, насколько я знаю, обычно о таких встречах договариваются заранее. И обычно журналисты такими бригадами не ходят, разве что на какие-нибудь пресс-конференции, но пресс-конференцию никто не собирал. Они о чем-то беседовали в кабинете Бреусова, однако после их посещения тот впал в сильное раздражение, которое заметили многие. Не скажу, будто меня это сильно удивило. Во время выборов иных журналистов хочется просто пристрелить. Я бы, наверное, не придал этому особого значения, если бы мне этих журналисток не описали весьма подробно. Так вот одна мне показалась вылитой Варварой Волошиной. Такую женщину ни с кем не спутаешь. Для детектива, скажу тебе, дружок, это не самое лучшее, но… уж какой природа сотворила, такой и сотворила. Хотя, — он удовлетворенно причмокнул сочными губами, — весьма пикантная женщина твоя Варвара. Будь я помоложе… — Он мечтательно вздохнул. — Но дело не в этом. Просто я вполне резонно сопоставил два факта. Твоя подруга зачем-то появляется в штабе Шелеста незадолго до исчезновения руководителя этого штаба. Пусть это всего лишь совпадение, вполне допускаю, но зачем она появилась там под видом журналистки? Я совсем не поверил, что просто из чистого любопытства. Я решил, что у вас там какое-то дело, причем вряд ли связанное непосредственно с политикой, потому как политикой вы не интересуетесь, зато интересуетесь криминалом. Но криминала — по крайней мере явного криминала — вокруг Шелеста нет. Уж тут ты можешь мне поверить, я достаточно покопался вокруг этой команды. Тогда, спрашивается, чего вы там забыли? Я задал себе этот вопрос, а ответа придумать не смог. — Савелий внимательно посмотрел на меня, я придал своему лицу выражение почтительного внимания. — Ну-ну… Пусть так. Ты знаешь, я очень любопытный, но умею сдерживать порывы. Я тебе просто объясняю, почему решил обратиться в вашу уважаемую фирму.
Савелий откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу и сложил руки на объемном животе с видом человека, которому больше нечего сказать и некуда спешить.
Я усмехнулся.
— Но вы так и не объяснили, что конкретно от нас хотите.
— Неужели? — Голубые глаза Савелия наполнились прямо-таки детской наивностью.
— В самом деле, — развел я руками, после чего оба мы рассмеялись.
— Да ладно, чего уж там, — отсмеявшись, сказал Лузганов. — Ты все правильно понял. Я хочу, чтобы
— И вам, — решил я поступить по справедливости.
— Отнюдь, — покачал головой Савелий. — Я собираю информацию, но я не занимаюсь сыском. Каждый должен заниматься своим делом в рамках… — он хмыкнул, — эффективного разделения труда. Я выступлю посредником, но совершенно бескорыстно. Это по части денег. Зато соблюду другую корысть. Пусть знают, что я — тот самый человек, который может все, в том числе и кое-какое расследование организовать. Так сказать, вам — деньги, мне — репутация.
В принципе, без согласия Кирпичникова я не имел права давать обещания. Но я его дал. В конце концов, мы уже влезли в дело Сокольникова, за которое нам собиралась платить Катя, и я посчитал, что переложить затраты с очаровательной женщины на неведомых москвичей не просто разумно, но и гуманно. Для Кати Валерий Аркадьевич был отцом, а для москвичей одним из фигурантов их политических затей. Хотят играть в политические игры? Пусть выставляют на кон свои денежки.
Я ничего не стал скрывать от Савелия, подробно рассказав ему обо всем, что случилось в последние дни, включая историю с Севой Желтухиным. Про журналиста Лузганов ничего не знал, отреагировав на это весьма серьезно:
— Кажется, друг мой, я недооценил ситуацию. Вокруг штаба Шелеста происходят малопонятные вещи.
— Ну почему же? — возразил я. — Конкурентная борьба.
— Не-ет… — усомнился Савелий. — Это тебе не бандитские разборки и это не славный город Москва. Это наша местная политика, где человека могут отправить в небытие компроматом, всяческими юридическими каверзами, но где никто еще не исчезал сам по себе. Уж ты мне поверь, в политических битвах людей у нас никогда не похищали, а я сильно сомневаюсь, что Сокольников и Желтухин тихо улизнули на Мальдивы.
— Все когда-то происходит в первый раз, — заметил я, имея в виду, конечно же, отнюдь не Мальдивы.
— Но почему исчезает сначала журналист, а затем руководитель штаба? Причем никто не находит их бездыханные тела где-нибудь в канаве, люди испаряются без всяких следов и, по большому счету, без всяких серьезных оснований. Согласись, уж кому надо было бы исчезнуть, так это Шелесту, а с ним, я так понимаю, все в полном порядке.
— Но, может, он — следующий?
— Ерунда! Либо те, кто приложили руку к этим странным исчезновениям, полные дураки, во что я плохо верю. Шелест теперь будет осторожен, как матерый волк. Пристрелить его можно, но схватить в охапку и уволочь в дальний угол… К нему теперь не подступишься, причем все предпринятое против него ему же и послужит хорошей рекламой. Нет, дружок, кому-то нужно было исчезновение именно тех двоих. Причем в отношении Сокольникова я поначалу прикинул совсем не политический вариант. В том смысле, что он руководит штабом временно, а заместителем директора завода работает постоянно. А это уже бизнес, здесь уже совершенно иные возникают повороты. Но исчезновение журналиста, которого, насколько я понял с твоих слов, наняли на избирательную кампанию, совсем меняет дело. То, что Шелест с Бреусовым пытаются дочку Сокольникова успокоить и не хотят с детективами связываться, вполне объяснимо: им такой шум не нужен, а вы для них личности неизвестные. При этом Бреусов от журналиста чуть ли не открещивается, хотя это его человек. Ладно бы Желтухин был ему не очень-то нужен, но, судя по всему, он там главное перо. Хотя, не исключаю, опять же шум поднимать не хотят. В общем, Игорек, все возможно и все не очевидно. Поэтому я и говорю: дела вокруг штаба Шелеста творятся малопонятные.
— Мы поручили нашему Славе Цветкову подготовить всю информацию по выборам. Хотим прояснить ситуацию, — сказал я в расчете на то, что сведения, которые Савелий собрал и продал москвичам, могут достаться нам без особых интеллектуальных и материальных затрат.
Он понял меня с ходу, явно расценил мои намерения как справедливые, а потому заговорил без всяких предисловий:
— Расклад здесь весьма занятный. Реальных претендентов на пост мэра восемь человек. Но фигуры совершенно разномастные. Пользуясь преферансной терминологией, четверо — это «десятки». Так сказать, ни то ни се, ни для взяток, ни для мизера. Еще один — валет. Хоть и «картинка», да в реальности никакая. И три туза. Но! Ни один туз не козырный. — Будучи заядлым преферансистом, Савелий не удержался, чтобы не переложить предвыборную игру на игру карточную. — О «десятках» говорить нечего. Их рейтинг — четыре-пять процентов на всех скопом. Примерно столько же получит валет, то есть знакомый тебе Козлинский.
— Козлинский?! Пять процентов?! — поразился я. — Неужели в нашем городе так много сумасшедших?!
Не знаю, как по прикидкам тех, кто считает рейтинги, а по моим собственным — у психиатров получался слишком большой список пациентов.
— Это ты зря. Сразу видно, в политике ты просто девственное создание. Политика — это такая выкрутасистая дама, которая любит и беленьких, и черненьких, и в полосочку.
— Любовь зла, полюбишь и… Козлинского, — вспомнил я листовку, которую с величайшим возмущением демонстрировал нам Григорий Акимович.