Игра в дурака
Шрифт:
Например, на так называемом втором отделении совхоза (или по-современному — ЗАО) «Пригородное». Но это отделение — мертвое царство. Пара дощатых бараков и разрушенная доильная площадка.
Могло Козлинского занести на бывшие склады совхоза «Овощевод», где предприниматели из фирмы «Фортуна» организовали цех по изготовлению деревянных изделий. Помимо производственной площадки здесь имелись три домика, в них постоянно жили сторожа, а остальных работников каждый день привозили из города.
Наконец, Григорий Акимович мог заехать в деревню Поливиху на шестьдесят дворов. Ребятки
В общем, все эти географические находки если и были хороши, то только для школьников, изучающих предмет «Краеведение». А для нас они были из урока арифметики — ноль без палочки.
Напоследок Погребецкий решил еще больше пополнить свои знания — на сей раз из области политологии, поинтересовавшись, каков расклад на поле битвы за мэрское кресло. Это Лузганову, похоже, было ближе к душе, потому как он заметно оживился.
— Занятная картинка складывается. Смерть Козлинского главным тузам весь расклад попортила. До того его избиратели были и были, никому особо жизнь не портили, потому как принципиально ничего не решали. Но не решали, покуда, что называется, отдельным стадом ходили за своим подпаском, которому в пастухи никогда бы не выбиться. А теперь они бесхозными остались, и вопрос — чей загон выберут? А уж тот, к кому они подадутся, сразу заметную силу обретет. Так что сейчас самая борьба началась за избирателей Козлинского.
— А как дела у ослабленного потерей бойцов Шелеста? Не очень померк без своего руководителя штаба и главного пера? — продолжал любопытствовать Игорь.
— Тут еще занятнее. — Мне показалось, что Лузганов аж облизнулся. — Никита Петрович в рост пошел. Представь себе, Игорек. Когда у него вся обойма была, он на плаву хоть и держался, однако начал захлебываться, я тебе рассказывал. А сейчас явно ожил. Вот что значит в экстремальную ситуацию попасть. Для некоторых людей это самые дрожжи. Знаю, Игорек, тебе Бреусов не по нраву, однако толковый парень, ничего не скажешь. И еще. Вы Сокольникова с Желтухиным ищите, полиция ищет, и есть третья команда, которая след пытается взять. Команда, человека три-четыре, московская, ее Бреусов вызвал. Работают ребята тихо, почти незаметно. Попытался в Москве справки навести, увы, ничего не выяснил. В общем, имейте в виду.
Ну что ж, будем иметь в виду. Хотя интересно хоть глазком глянуть, кому это Виталий доверился.
…Земцов с военкоматом договорился (исключительно благодаря личным связям), и Володю Кротова в полном соответствии с его фамилией отправили рыться в базах военнообязанных. Володя — человек безотказный, но тут возроптал: дескать, пусть Славик Цветков лучше запустит программу распознавания лиц. Славик — тоже человек безотказный, но возроптал в ответ:
Из его недр Кротов принес шесть фотографий — с именами, фамилиями, адресами и телефонами.
— Вот, — сказал, — эти наиболее похожи.
Мы приставили фотографию Желтухина. В самом деле, сходство имелось.
— Молодец, Володя, — одобрил Гена. — Я в тебе не сомневался.
Можно подумать, во мне и Погребецком он сомневается ежесекундно.
Нина Федоровна Копалкина нас тоже не подвела. Внимательно изучила все шесть фотографий и вынесла вердикт с безапелляционностью старой учительницы:
— Вот этих двух выбросите. А эти похожи. Хотя, — тут она позволила себе легкое сомнение, — точно не скажу, что среди них есть тот парень.
Глава 19. Игорь
Я готов был при жизни поставить памятник Володе Кротову, потому как от одной только мысли, сколько ему пришлось перелопатить личных дел в поиске нужных нам людей, мне становилось плохо. Причем я нисколько не сомневался: он никого и ничего не упустил, и посади мы сейчас хоть целую бригаду на проверку его сведений, не получим ничего нового, кроме того, что получил в одиночку Кротов, действуя по собственной методике, которая позволила управиться с весьма трудоемким делом за относительно короткое время.
Перебрав по травинке целый стог сена, Володя выложил нам на стол шесть «иголок». Две из них забраковала Копалкина, оставив четыре. На то, чтобы сократить весьма скромный список еще на половину, мне понадобились двадцать минут. Я позвонил на два рабочих телефона и выяснил, что один из предполагаемых «Желтухиных» уже полтора месяца безвыездно находится в командировке в Хабаровске, а другой почти месяц безвылазно сидит у себя дома со сломанной ногой. Следовательно, в штабе Козлинского они появиться никак не могли.
Остались врач из детской поликлиники и сотрудник багажного отделения из аэропорта. Я решил начать с врача — исключительно по причине территориальной близости. До поликлиники мне было семь минут хода, а до аэропорта — примерно сорок минут езды.
В детской поликлинике заданный мной по телефону вопрос: «Когда принимает врач Шрамов?» — был встречен отчего-то с раздражением.
— С двух часов. Но талонов предварительной записи сегодня нет и не будет, — ответил юный женский голос с такой интонацией, словно я нанес его обладательнице сильное оскорбление.
Признаться, я не придал этому особого значения — какое мне, в конце концов, дело, как общается с народом медсестра из регистратуры? Однако появившись в поликлинике заблаговременно, в половине второго, я смог воочию убедиться, что в учреждении, где, по моим представлениям, должны работать люди сердобольные, вполне есть место для маленького серпентария.
Медсестрой из регистратуры (я узнал ее по тонкому, слегка писклявому голосу) оказалась девица лет двадцати, чью миловидность портили тонкие поджатые губки и раздражение, красочно пропечатанное на ее лице.