Игра в исцеление
Шрифт:
После визита старушки я решила немного прибраться (хотя прекрасно знала, что завтра тоже начну это делать), а потом погрузилась в чтение. Когда моя пятисотая страничная книга была закончена, я осознала, что уже вечер. Но салюта еще не было слышно, значит, время было не больше девяти. В это же время я услышала звук открывающейся двери, причем поддалась дверь не сразу: ключ на другой стороне отчаянно пытался попасть в замочную скважину, и с третьей или четвертой попытки достиг своей цели. Я подошла ближе к кухне и как раз вовремя. В дом в буквальном смысле залетел отец, и мне чудом удалось удержать его и себя на ногах.
Он снова был пьян. Но в этот раз даже сильнее обычного. Рубашка была порвана на локте либо из-за падения, либо, что даже представлялось с трудом, из-за драки. Штаны отца были в пыли, а шнурки на ботинках развязаны. Волосы отчего-то мокрые (хотя дождя не было), зато в глазах играл веселый огонек, а уголки рта расплылись в беззаботную улыбку. В тот момент, когда я машинально, видя, что он летит через порог прямо
– Вэлери, моя дочурка! – его голос, как и у всех подвыпивших, был развязный. Говорил он медленно, запинаясь и заикаясь. – Си…Сегод…Сегодня у нас день этого…Стогвурда! Отметим!
– Ты, кажется, уже отметил, – мне каким-то чудом удалось довести его до дивана. – Давай, пап, тебе нужно раздеться и…
– Ик…все хоросо, доченька, – отец попытался встать с дивана, но очень скоро, пошатнувшись, плюхнулся обратно и рассмеялся. – Вот видишь, какой у тебя…отец!
Он продолжал смеяться. Все громче и громче, не останавливаясь. Постепенно смех превратился в истеричный, с едва заметным надрывом в голосе. Я начинаю паниковать, внутри уже давно томиться волнение. Мои попытки привести отца в чувства проваливаются, и, не зная, что делать, я просто сажусь рядом с ним и наблюдаю. В это время раздаются звуки салюта, и папа замолкает. Он поворачивает голову к окну и тщательно всматривается в него, хотя оттуда ничего не видно. Оглушительные залпы пускали не больше пяти минут, все это время они сопровождались криками и беззаботным хохотом, совсем противоположным смеху отца.
Салют еще не успел закончится, когда отец упал с дивана, закрыв лицо руками. Поначалу он вновь начал смеяться, но дальше происходит то, чего я боялась больше всего – его дикий хохот превращается в отчаянный плач. Он раздирает свою глотку, ревет навзрыд. Пытается принять сидячее положение на ковре, но ноги его не слушаются, и он утыкается прямо лицом в пол. Все его тело, тело здорового и крепкого мужчины, содрогается в плаче. Внутри меня все холодеет от такой картины. Руки, а затем и все тело, начинает трясти так же, как и у папы. По щеке скатывается первая слеза, ее тут же подхватывает другая. Ноги становятся ватными, но все же я контролирую их и начинаю обнимать отца, которому уже удалось сесть, при этом все еще зажимая лицо ладонями. Я что-то шепчу, пытаюсь как-то успокоить его, но это не помогает ни мне, ни ему. Мне становится невыносимо больно. Сердце готово разорваться, слезы обжигают лицо, у меня начинается истерика. В памяти всплывает сегодняшний сон, холодный пол и отчаянный крик женщины, моей мамы, и потом Кесси, и самое главное то, что я наблюдаю последние несколько месяцев – как мой родной отец идет ко дну, а я ничего не могу сделать. Это бессилие меня добивает. Я крепче сжимаю плечи папы, я молюсь, чтобы прямо сейчас он встал как ни в чем не бывало и успокоил меня. Я молюсь, чтобы в этот момент пришла здоровая мама и Кесси приехала из колледжа к нам. Я молюсь, но…Но я знаю, что этого не случиться именно сейчас, и что-то начинает рушиться. Отец начинает кричать, он судорожно прижимает меня к себе и немного потрясывает. Разобрать его вопли я не могу, в ушах заложило, а собственные предательские слезы не дают возможность открыть глаза. Мир потух для меня. Я словно оставила часть своей души на белом ковре возле дивана. А боль не останавливалась, нарастая с новой мощью, готовясь к новой атаке.
– ПОЧЕМУ ОНА?! ПОЧЕМУ МЫ?! ГДЕ БЫЛ БОГ, КОГДА ОНА БЫЛА ТАМ?! – не помню, сколько времени прошло, но в какой-то момент я услышала то, что кричал отец. От этого мурашки покрыли кожу, мне вспомнился тот сон, где я была с Кесси в машине…И тут закричала я.
– ОНА ЖИВА, ОНА ЖИВА, ОНА ЖИВА, ОНА ЖИВА, – эти два слова я повторила больше тридцати раз, прежде чем мы оба успокоились.
Мы просидели вместе, держась и обнимая друг друга, больше часа (а может и больше двух, тогда время потеряла свою цену). Наконец я начала замечать, как отец засыпает. Я попыталась встать, но ноги свело настолько, что они не удержали собственную хозяйку, в результате чего я упала на колени, раскроив себе подбородок о журнальный столик. Кровь начала капать на пол. Со второй попытки мне удалось принять устойчивое положение. Не чувствуя никакой боли, я машинально направилась в ванную, не задумываясь намочила полотенце и приложила к подбородку. Так же, на автомате, я накрыла отца, и так же, ничего не чувствуя и не ощущая, с дрожащими руками и ватными ногами я пошла в нашу с Кесси комнату. Я просто легла на кровать и начала смотреть в потолок. Мыслей не было, как и сна. Мне так и не удалось заснуть, я просто смотрела и смотрела. Ближе к утру глаза начали болеть, а разум потихоньку мыслить. Я подумала встать и сменить полотенце (то, что я взяла, уже давно было в крови, удар о столик был смачным), но в тот же миг глаза закрылись и я заснула.
Глава 7
– А, я думаю, ты заметила мое «боевое» ранение. Не беспокойся, сестренка, я просто поскользнулась и ударилась о наш столик. Думаю, через неделю этой красоты уже не будет видно, так что в следующий четверг ты увидишь меня такой, какой оставила…И да, мы все оооочень сильно скучаем по тебе, поэтому приезжай как можно скорее… Мне как никогда тебя не хватает.
Выключив камеру, с чувством полного бессилия я ложусь на диван. Сегодня я спала не больше двух
Не помню, в какой момент я отправила видео и что написала Кесси, но уже в следующую секунду я очутилась на пороге дома, закрывая входную дверь. Сейчас мне все равно, как будут смотреть на меня люди и что будут думать. Мне просто нужен свежий воздух. Благо дело, сегодня в Стогвурде пасмурно, дует легкий ветерок, и можно вздохнуть с облегчением. Я стараюсь быстро пройти мимо знакомых домов и их владельцев, но на ноги будто надели стокилограммовые гири, поэтому мой шаг замедляется. Когда я дохожу до магазина (того самого, где я встретила Бетти), в голове перестает стучать, а ноги наконец привыкают к ходьбе. Ко мне возвращается чувство голода, но заходить в супермаркет мне не хочется, поэтому я спокойно прохожу мимо.
В Стогвурде сейчас почти одиннадцать. На улицах даже слишком пустынно, изредка видны дворники, убирающие пустые пивные бутылки и пакеты от попкорна. Видимо, праздник удался на славу. Последний раз я ходила на день города около трех лет назад. Помню, тогда нынешний мэр произнес очень трогательную речь о том, что исторические и культурные ценности нашего любимого Стогвурда необходимо сохранять для будущего поколения, и все в этом роде. Публика аплодировала ему, несколько женщин утирали слезы, а мы с Кесси смеялись, думая, чтобы сейчас было, если бы у него вдруг упали штаны. Глупо, но тогда нам нравилось. Даже сейчас от этого воспоминания я улыбаюсь. А тогда мы и вовсе не переставали смеяться. Да, у нас были проблемы, Кесси многого мне не рассказывала, но у нас был странный тандем, дополняющий друг друга. Спустя год после того события день Стогвурда мы встречали уже без сестры. Ее вечеринки были важнее, и хоть мама и злилась, но Кесси всегда умела сгладить семейные конфликты. Несмотря на ее репутацию в школе, для нас она была почти как семейный психолог. Так, например, сестра помогла убедить родителей, что мне не нужен китайский язык. Возможно, я бы даже и согласилась на эту авантюру, но тогда я была поглощена немецким, поэтому наотрез отказалась сдвигать свои любимые Deutschkurse в обмен на сложный и муторный китайский. Но мама оказалась крепким орешком, а папа в этот раз решил полностью встать на ее сторону. В итоге больше пяти дней в семье были постоянные перепалки. Пока, наконец, не вмешалась Кесси, и каким-то чудом заставила маму изменить свое решение. В итоге все остались довольны и счастливы, мне даже купили небольшую книгу на немецком, которую я вскоре смогла прочесть.
Да, Кесси смогла бы сейчас помочь отцу. Она бы нашла нужные слова, она бы его успокоила. Но я не моя сестра, и я не могу взять на себя ее роль. От вчерашней картины мне становится больно, а еще жутко страшно. Страшно за то, что будет с отцом, пока не выздоровеет мама или не приедет Кесси. Наверное, мы с ним слишком похожи, чтобы признать наше бессилие в этой ситуации. Мы с отцом всегда старались быть стойкими, выдерживать любые трудности, но в этот раз наша сила превратилась в слабость. И справиться со многим в одиночку человек не всегда в состоянии. Я думаю, выплеснув все свои переживания, папа стал сильнее. Ведь каждому хоть раз в жизни случалось открываться людям, пусть даже он этого и не хочет. Я не против подобного, просто… я не была готова к такому. Последние два месяца я живу как в тумане, жду возрождение своей семьи. И это произойдет, но как скоро, я знать не могу. Поэтому сейчас я должна приложить все силы, сохраняя остатки памяти о дружном семействе Блэр. Сегодня я больше, чем обычно, уверена, что скоро все наладиться. В меня вселяется невероятный оптимизм, хотя душа продолжает болеть.
С Кесси мы были похожи немногими, но очень важными деталями. Во-первых, мы умеем думать о последствиях наперед, во-вторых, мы с легкостью можем признать свои поражения и ошибки, и в-третьих, мы всегда стараемся все держать в себе. Я бы сказала, что последнее – семейная черта. Хоть раньше мы и делились различными переживаниями, но они были поверхностными, а до глубоких доходили крайне редко. Тот же пример с поцелуем Кесси и парня Ти (об этом я узнала только из школьных сплетен), или операция отца (он скрывал ее от нас больше месяца, боясь навести излишнюю панику), или история с сокращением мамы (салон, в котором она работала, закрыли, и три недели она искала нужную вакансию, чтобы не огорчать нас), и, конечно, тот случай в школе с моим учителем истории (старый маразматик невзлюбил меня и каждый день искал повод унизить). Но я знаю, что различные тайны рано или поздно открывались. Нет, мы доверяем друг другу, просто иногда хочется быть сильной и решить все самой, а потом наслаждаться похвалой с ноткой укора.