Игра в исцеление
Шрифт:
Но сейчас мне кажется, что я не справляюсь. У отца есть я, он всегда может высказать все, он это знает. Но сколько бы я не любила своего папу, я не могу просто взять и открыть ему всю свою душу. Отчасти потому, что со вчерашнего дня слез для откровений у меня почти не осталось, и больше потому, что отца окончательно добьют мои истерики. Не надо быть психологом, чтобы понимать это. Мы с папой сейчас будто ходим по тонкому канату: если один оступится, второй сможет подстраховать, но если оступятся двое, то беды не избежать. Поэтому сейчас не время драматических сцен, и вряд ли оно вообще хоть когда-нибудь наступит. Я толком не знаю, нужен ли мне совет или требуется серьезная помощь, слова поддержки или похвала моей силе, но я точно уверена, что до приезда Кесси или выздоровления мамы нельзя вешать нос и впадать в депрессию.
С такими мыслями я и дошла до Центрального
Как и ожидалось, люди вновь встречали меня вопросительными, боязливыми и сочувствующими взглядами. Сначала я хотела развернуться и направиться обратно, но потом до меня дошло, что сейчас мне это и нужно. Звучит странно, но мне необходимо побыть на виду, чтобы заполнить разум всеми этими людьми и тем самым избавиться от собственных навязчивых мыслей. Да, пусть лучше я буду думать о тридцатилетней домохозяйке с огромными синяками под глазами и обвисшей грудью, шепчущей, глядя на меня, своей ровеснице – полной даме с красными щеками и вторым подбородком, чем я еще раз вспомню слезы отца и свою собственную истерику.
Неторопливыми шагами я дошла до середины парка. Здесь тропинка разделялась: одна также продолжала идти прямо, другая вела налево и делала круг через весь парк, возвращая в самое начало. Сначала я решила пойти налево и вернуться, но неожиданно почувствовала слабость в ногах. Голова снова начала кружиться, я решила присесть на одну из лавочек, находившихся справа от меня. Я видела, что на ее краю уже кто-то сидел, но, так как я чувствовала себя будто на карусели, не разглядела его, и просто опустилась на другой край скамейки. Когда, немного придя в себя, я все-таки разглядела таинственного незнакомца, мое удивление достигло пика. Это был тот самый парень из той самой группы, благодаря которой мисс Одли уже неделю не посещает меня. Его имя я вспомнила сразу, как и бездушный и однотонный голос, с которым он рассказывал про убийство своей матери. Нормальные люди в лучшем случае должны держаться от него подальше, но сейчас, сидя на лавочке с зажжённой сигаретой, в темных джинсах и светлой футболке, с таким спокойным и безразличным взглядом, он казался мне обычным подростком. Мэтью не поворачивал голову в мою сторону, ни один его мускул не дрогнул, и я уверена, он даже не обратил внимание на то, что пару минут назад на его лавочке появился гость. Не знаю, узнал ли он меня, но я вцепилась в него взглядом. В голове не укладывалось, что я смогла вот так просто встретить кого-то из группы психов-неудачников.
Но Стогвурд – не мегаполис, и встретить я могла кого угодно, сегодня жребий пал на этого русоволосого парня. То, что он тоже, как и я, не ходит в школу, меня не удивило: сомневаюсь, что в учебных заведениях есть место для таких как Бетти, Кэролин и Мэтью. Но все же мышонок пересиливает себя в этом плане, а рыжеволосая – наркоманка, ее появление в классе грозит скандалом со стороны родителей, беспокоящихся за собственных чад. Мэтью, вероятнее всего, отказался от школы сам. Не могу объяснить, как я пришла к подобному выводу, но в этом я была уверена. Как и в том, что последнее место, где я могла встретить этого парня с каменным лицом, был Центральный парк Стогвурда. Я думала, что такие, как он, целыми днями сидят дома, закрывшись к себе, как это делала и я. Оказалось, я ошиблась. Пока я размышляла над этим, Мэтью успел докурить свою сигарету и затушил ее о край лавки. Следом он достал из красной пачки «Мальборо» вторую и быстро, как робот, засунул ее в рот, поп-прежнему игнорируя мое присутствие, хотя ему все же пришлось повернуться в мою сторону, нащупывая в кармане зажигалку.
Лавочка, на которой мы сидели, находилась в стороне от
– Молодой человек, настоятельно прошу вас бросить сигарету, здесь общественное место и мой ребенок не должен дышать подобной грязью, – ее голос настолько зазвенел в моих ушах, что на середине фразы я недовольно зажала одно ухо.
Эта женщина была уже в возрасте, и видно, что ребенок у нее не первый, поэтому она привыкла к подобным конфликтам. Одета она была как-то слишком тепло (длинная серая кофта с начесом и безразмерные вельветовые штаны), а когда говорила, то каждые пять секунд заглядывала в розовую коляску, боясь за свое чадо. Мэтью тем временем продолжал курить. Он смотрел прямо, а так как прилежная мать стояла буквально в нескольких шагах от него, загородив весь обзор, потому что была довольно полной, то следовало бы подумать, что смотрит парень на нее. Но его привычная черта смотреть прямо, но в то же время как бы сквозь предметы, до того взбудоражило бедную женщину, что от накатившего возмущения она раскрыла рот. Зубы у нее были кривые и желтоватые, и от этого ситуация показалась мне еще более комичной. Мэтью было на нее абсолютно плевать, я знала, что он докурит свою сигарету, и если надо, то возьмет следующую. А эта мамаша, не раз отчитывающая молодежь и не готовая к такому сопротивлению, очень скоро закипит, как чайник на плите. От этого я невольно фыркнула. Взгляд дамы тут же переметнулся в мою сторону сначала с удивлением, а потом с ужасом, который я еще не видела. Но и к этому я была готова. В отличие от Мэтью, я смотрела прямо на нее, не моргая, до тех пор, пока мамаша не вцепилась в свою коляску и быстро удалилась. Но перед этим я отчетливо услышала слово «психи», и вся эта история стала для меня вдвойне забавной. Уж лучше пусть меня будут считать психом, чем я стану одной из таких назойливых женщин, видевших свое счастье только в отрыжке любимого ребенка.
Я и не заметила, как губы начали расплываться в улыбке. А когда я повернула голову в сторону Мэтью, то даже вздрогнула от неожиданности: он в упор смотрел на меня. Причем смотрел не так, как на ту мамашу, а именно смотрел, как обычные люди глядят на своего собеседника. Только вот беседы у нас никакой и не было. Не могу сказать, что его взгляд был заинтересован мной, но он все же был. И это меня приободрило. Я подумала о том, что встречи и вправду бывают не случайны, потому что сейчас мне нужен был такой человек, как Мэтью. Он не будет ничего спрашивать, ничего отвечать и задавать какие-то вопросы. Да, ему все равно на то, что происходит у меня, но гораздо важнее то, что он готов и будет слушать меня, пускай даже на следующий день он вряд ли вспомнит мою пустую болтовню. А мне и не нужно, чтобы кто-то вспоминал. Казалось бы, нет ничего проще, чем взять и выбросить из памяти ненужный материал, но только почему миллионы людей до сих пор помнят свою первую несчастную любовь, первый неудачный сексуальный опыт, первые месячные и прочую ерунду…
До меня больше минуты доходило то, что последнюю фразу, воспроизведённую в моем сознание, я воспроизвела и в речи. От этого мне стало не по себе. Я не хотела начинать этот пустой и никому не нужный диалог, чтобы сразу показаться сумасшедшей, каковой меня и считает большая часть города. Чтобы оценить всю катастрофичность эпизода, я осторожно повернула голову в сторону парня. Мэтью сидел так же, как и до появления той мамаши, и продолжал вдыхать сигаретный дым. Я с облегчением вздохнула. Да, заинтересованности в нем, как во мне на уроках физики, но в тоже время он, пожалуй, первый, кто не считает меня помешанной. Даже собственный отец… Нет, лучше не думать об этом.
Я, не отрываясь, смотрела на Мэтью. Сколько можно курить? Легкие объявят тебе третью мировую, если так продолжится.
Да, он действительно красивый. Ресницы пышнее, чем у Кесси, да и губы ничего… Он, наверное, хороший спортсмен, раз может похвастаться такими мускулами. Интересно, чем он занимался? Баскетбол или футбол? Или, может, ему по душе плавание.
У него наверняка были опекуны, благодаря которым он не пошел ко дну. Каждому из нас порой нужен человек, который поможет сделать все взамен своих собственных интересов…