Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
— Я говорю о детях. Вы что-то потеряли, господин учитель?
Радевич с растерянным видом шарил за пазухой.
— Нет, — сказал он, опуская руку.
Но уже глубоко ночью я видел, как он разыскивал что-то в траве у забора.
А утром по двору паучком пробирался маленький Черненко, зажав что-то в кулаке.
— Что взял?
Он без сопротивления разжал кулак. На ладошке лежал небольшой серебряный медальон на цепочке:
— И у кого ж ты это стащил?
— Та не тащил я, — пробубнил Черненко. — Це ж талисман. Не можно чужой талисман тащить, счастья не будет. Я учителю хотел отдать. Учитель потерял...
Гарды заявились позже. Прикатили на старинной поцарапанной машине — гордости управы. Из школы, где шел урок, на них смотрели молча и с неодобрением. Только Марыля вертелась рядом и строила глазки тому, что помоложе, пока я не пригрозил, что накажу за прогул.
От кружечки оба отказались: на службе.
— Что я мог увидеть, господа гарды? Я же в городе почти не бываю, просто времени нет.
— Допустим. Но, может, вы здесь что заметили? — спросил старший.
Молоденький все таращился в окно, искал глазами Макдун.
— Это что же? Или вы думаете, кто-то из моих совершил убийство?
— Ну отчего же сразу убийство?
— Отсюда до города путь неблизкий, а машины у моих детей нет. На вечерней перекличке присутствовали все, на утренней — тоже, можете спросить воспитательниц и прислугу. Даже если кто-то и ушел самовольно в город, он вряд ли вернулся бы до утра.
— Ну отчего же сразу? — снова сказал второй, почесав под нашивкой на плече. Кажется, сестрички не сообщили ему про скандал, иначе он не выглядел бы таким смущенным.
— У нее что-нибудь украли?
— В том и дело, что ничего, — оживился младший. Он тер в пальцах обломок сиреневой ветки. — Но зато...
Он осекся. Старший поглядел на него и покрутил пальцем у виска.
— У нее выпили кровь, — сказал я.
— Вот проклятый хутор, — выругался гард. — И вы все знаете.
— Женщины болтают. И все ж таки я не понимаю — что ж она, ночью по улицам одна гуляла?
Выходило, что дама-попечительница пошла вечером в единственный ресторан городка. Сестричек с собой не взяла, а шофер ждал ее на улице — да так и не дождался. А тело нашел в проулке патрон ресторанчика, когда уже после закрытия выставлял туда мусорные мешки.
— Раз не крали, значит, точно не мои. — Выходит, сестрички не проговорились. Одно хорошо в этом деле — про те пробирки теперь и вовсе не вспомнят.
Гарды дождались перерыва. Сперва они хотели допрашивать детей поодиночке, но, когда их окружило выбежавшее из школы воинство, растерялись. И вопросы, кажется, задавали уже больше для очистки совести.
Малышня вертелась вокруг стражей порядка без всякого стыда, глазела на нашивки и
— Дяденька, он у вас настоящий? — приплясывал Черненко вокруг младшего, разглядывая торчащий из кобуры «зигзаг». — А вы с него убивали? Дяденька, а можно пострелять?
Гард рассеянно отпихивал Черненко и солнечно улыбался Марыле.
Ночью хорошо. Здесь темнота не еле брезжущая, как на севере, а густая, черная. Ею можно дышать — воздух совсем иной, чем днем, бархатный, ласковый. Живность щелкает, щебечет, тявкает четче и привольнее, чем днем. Да и живность другая.
Отдыхает нажарившаяся за день душа, расслабляется. И глаза отдыхают. Я даже шляпу снял, ветер так приятно раздувает волосы на макушке — будто Лина рукой гладит. Да только Лина уже третий сон видит...
Я стоял за воротами интерната, на дороге. Загляделся на луну, пошедшую на убыль, и едва не прозевал Радевича. Учитель спокойно закрыл за собой ворота, подхватил под мышку неизменный чемоданчик и зашагал к городу.
— И куда же это вы среди ночи, господин Радевич?
Он не растерялся.
— Я думал, на преподавателей запрет не распространяется.
— Я бы на вашем месте все-таки поостерегся. Мы сейчас все под подозрением... И что вам понадобилось в городе?
— У меня свидание.
— Свидание? Уж не с сестричкой ли? Ну позвольте хотя б вас проводить...
Мы пошли вдоль придорожных кустов.
— Все хотел спросить, господин директор. Почему вас уволили из армии?
Спасибо, хоть не «убрали», как Марыля говорит.
— За неуставное поведение, — сказал я. — Честно говоря, я тогда совсем потерял контроль над собой. Наказание могло быть и построже. Просто начальство ко мне благоволило. Вот и услали сюда.
— Охотно верю, — сказал Радевич, не глядя на меня.
— Тому, что благоволило?
— Тому, что контроль потеряли. Трудно, когда столько крови — а вам нельзя, правда?
Хорошо их в Ордене учат, зараз. Я опомниться не успел — а в лицо мне уже смотрел шестизарядный «маршал».
— Я нашел ваш медальон, — сказал я, сделав вид, что не замечаю револьвера. — Вернее, Черненко нашел...
— Лучше не двигайтесь, — сказал Радевич. — Там серебро. Я не буду рисковать и подходить к вам близко.
Разумное решение, коли уж он без медальона...
— Я полагал, что найду здесь одного человека вашей крови. Не ожидал, если честно, что обнаружу двоих.
— Вампир здесь один — это я. В этом вы, думаю, успели убедиться.
— Лапшу мне на уши не вешайте. — Так резко обычно съезжают на грубость только следователи. — Ваш Белта накинулся на те пробирки, как кот на сметану.
Неудивительно. Даже ребенок, который никогда не голодал, вряд ли удержится и не возьмет конфету, оставленную на видном месте.