Игрок
Шрифт:
Цезарь Кавось рушил драматургию «Букмекерского экспресса». В тексте пьесы ничего не говорилось о названии столичных вокзалов и нумерации вагонов поезда. Впервые за свою новую артистическую карьеру госпожа Врубельская замешкалась, на мгновение растерялась, не понимая, как повести себя правильно, чтобы спасти спектакль. Вдруг она увидела перед собой суфлера, который всем своим видом показывал ей, что готов взять на себя дискуссию с оригинальным господином. «Я желала бы обратиться к публике, уже сделавшей высокие ставки, чтобы они рассудили — имею ли я право брать с вас ставки. Вот вы, молодой человек из двенадцатого вагона. Каково ваше мнение?» — «Пользуясь лексикой господина Кавося, во-первых — я возражаю, во-вторых — я не имею ничего против. Поясню: нам всем известна главная тема игры — правильно назвать города, через которые пройдет наш поезд в столицу. Так что вопрос с вокзалами становится совершенно неактуальным. Но, идя навстречу нашему симпатичному попутчику, я не имею ничего против того, чтобы предложить уважаемой публике новую тему игры — как бы вторую интригу: на какой вокзал столицы прибудет наш поезд? Запишите меня на новом учетном листке: Иван Бородин, триста долларов. Мой вокзал — Казанский. Что касается нумерации вагонов, то вариантов
«В составе семнадцать вагонов. С вагона — полторы тысячи долларов…» — «Вагоны третьего класса считать не следует, а их пять штук», — госпожа Врубельская вопросительно посмотрела на Юрия Алтынова. Она ждала совета. Но молодой человек не считал необходимым вмешиваться в диалог. Он лишь стоял рядом и как будто читал книгу Гиляровского.
«Двенадцать вагонов по полторы тысячи долларов. Это восемнадцать тысяч долларов. Два с половиной процента — это четыреста пятьдесят долларов. Совсем неплохо, милая дамочка». — «Это ваша бухгалтерия, господин Кавось. Женские цифры несколько скромнее. Какая бы ни была касса — ваша комиссия постоянна и пересмотру не подлежит». — «Милая дамочка, прошу вас на минутку в сторонку, — господин Цезарь Кавось перешел на шепот. — Верните мои сто долларов, поставленные на Павелецкий вокзал. С вами наверняка можно заработать намного больше. Поясните, пожалуйста, есть ли специальная премия для особых случаев. Например: Цезарь Кавось самостоятельно нашел инвестора, поставившего крупную сумму денег в заклад. Казино практикуют выплату гонорара тем, кто привлек за игральный стол богатых клиентов. С кем обсудить этот вопрос?» — «Не возражаю вернуть вам сто долларов. Пожалуйста. Но я обязана закрыть программу “Московские вокзалы” и отдать молодому человеку из двенадцатого вагона его деньги. Касательно гонорара: пока вы принесли компании, проводящей тотализатор, лишь убытки. Впрочем, я готова обсудить с вами каждый конкретный случай вознаграждения». Тут она мельком взглянула на своего суфлера, который знаком, потерев указательный палец, дал понять, что необходимо приблизить собеседника. И госпожа Врубельская начала неистовую атаку на Цезаря Кавося.
«Такие умные люди, как вы, востребованы любым обществом. Буду польщена, если вы окажетесь рядом при проведении “Букмекерского экспресса”. Но я женщина, а, как вы знаете, у нас преимущество отдается чувствам, а не бизнесу. Когда я смотрю на вас, меня интересует совсем другое… Скажите, трудно быть красавцем? Женщины, видимо, липнут к вам, повсеместно пристают с признаниями в любви, шлют записки с приглашением на свидания, требуют ласки и внимания. Они уверены, что вы рождены для того, чтобы сделать их счастливыми. Что Цезарь Кавось является их собственностью, их куклой, любимой игрушкой. С помощью всяких приемов они мечтают пробраться в вашу спальню ночью, разжигают желание интимной близости, ахают и охают, когда вы проходите мимо, шлют воздушные поцелуи, когда не могут дотянуться до вашего мужественного лица губами».
Выбор лексики, возбуждающе-ласкового тона был подсказан богатой интуицией артистки алтыновского камерного театра, он сулил ей молниеносный и уверенный успех. Ловушка для возбуждения тщеславия российского обывателя была выстроена великолепно. Она притягивала к себе фантазиями возможного и реальностью слышимого, она возбуждала чувства и умиротворяла гордость. «Неужели вы позволите мне встать в очередь женщин, ожидающих вашего внимания? Мне, известной пианистке воронежской филармонии Жанне Бичерской! Что, вашей партнерше по тотализатору “Букмекерский экспресс” суждено томиться со всей этой шатией влюбленных женщин в ожидании чуда вашего внимания? Не верю, Цезарь Кавось!
А юбка, шурша крахмалом, в ушах звенела, дрожала, Как полог цветного шелка под сталью пяти кинжалов, Он сдернул шелковый галстук, а я наряд разбросала, Он снял ремень с кобурою, а я четыре корсажа. Такой белизны не ведать цветам и апрельским сливам, Стеклу под луной не вспыхнуть таким голубым отливом. Он сонных грудей коснулся, шелковую блузу смахнув, И жарко они раскрылись кистями ночных жасминов. И лучшей в мире дорогой, до первой утренней птицы, Целовал меня этой ночью кучерявый еврей Цезарь Кавось».После собственной интерпретации стихов Гарсиа Лорки она с каким-то детским озорством расхохоталась. Ее звонкий голос пронесся по всему вагону.
Мужчина растерялся. Он видел перед собой ослепительные голые плечи, открытые, стройные, бронзового цвета ноги, манящие своей упругостью обнаженные груди. Это было выше сил господина Кавося. Он, доведенный до исступления прекрасными образами Яны Врубельской, воскликнул: «Докажите, что вы не смеетесь надо мной! Я готов разделить все свое
«Отказываюсь вас понимать: мы уже договорились, что после Пензы начнется наш любовный роман. Это моя инициатива. Это я соблазняю вас. Это я мечтаю почувствовать вашу силу искрометного любовника, гипноз красавца, страсть повесы. Но пока вся сила наших сердец должна быть отдана тотализатору. Первой азартной игре в моей жизни. Вы должны помочь нам выиграть, Цезарь! А потом великую страсть игрового азарта мы переместим на влюбленность наших душ, на эротику наших помыслов, на жар наших поцелуев. Впрочем, перед тем как спуститься с вами в адский котел грешников, прошу раскрыть секрет: как вы, герой-любовник, тратите деньги? На какие удовольствия вы всегда готовы выложить последнее, перед чем вы не устоите?» — «Почему вам об этом, милая дамочка, хочется знать? Открывая такую тайну, я могу стать вашим заложником. В моем возрасте это не совсем желательно. Хочу пощадить ваше любопытство. Впрочем, разрешаю высказать одну версию, которая, видимо, у вас уже готова. Говорите, милочка…» — «Хочу сказать, но боюсь…» — «Успокойтесь. Я снисходителен ко всяким причудам, если они не пошлая грубость или насмешка». — «Как вы можете, господин Кавось!» — «Цезаря Кавося никому бояться не следует, а вам, милочка, тем более». — «Вы гурман. Чревоугодник. Если во время нашего страстного свидания вам принесут утку по-пекински или винные улитки Эльзаса в чесночном соусе — вы забудете меня напрочь. Пока вы все это не слопаете, пока тарелки не опустеют и ваше обжорство не будет удовлетворено, вы, видимо, не удостоите меня вниманием. Это будет неслыханной дерзостью, самым подлым и коварным ударом: вынудить Жанну Бичерскую приревновать своего кавалера к кулинарным деликатесам. Жуть! Тяжелейшее испытание. Неуемная боль. Если что-либо подобное вы себе позволите, я возненавижу, я убью вас, Цезарь Кавось. В момент отчаяния полностью раскрываются все злые силы собственного духа». — «Неужели я вам так понравился?» — совершенно искренне удивился господин Кавось. «Страшно! До чертиков! Поэтому я боюсь вашего коварства. У меня есть все основания полагать, что мне достанется лишь разочарование сердца, оскорбленного вашей чревофилией». — «Скажу откровенно, милочка, у вас великая интуиция. Вы попали в самую точку. Как вам это удалось? Я действительно питаю слабость ко вкусной еде». — «Увлеченность вами раздвигает границы возможного», — Врубельская бросилась ему на шею и впилась в его губы.
«Bravo, grandiosita attrice» [12] — пронеслось в голове господина Алтынова.
Цезарь Кавось задыхался от волнения. Голова кружилась, как после катания на американских горках. Он хотел было взять себя в руки, чтобы трезво управлять собой, но силы оставили его. Он подумал отстранить эту взбалмошную молодую женщину, но искушение парализовало его. В какой-то момент господин Кавось решил отдаться страсти, но публичность происходящего затормозила его эротический порыв. Он почувствовал вдруг какую-то великую усталость, обмяк, отяжелел, одурманивающий туман окутал его разум, и господин Кавось, совершенно неожиданно для самого себя, стал послушным рабом Яны Врубельской.
12
Браво, великолепная актриса (итал.).
Наблюдавший за всей этой сценой режиссер спектакля господин Алтынов в этот момент произнес про себя: «Grandiose! Pero, per favore, tranquillo! Questa gioia insolita e inaspettata strazia il cuore di un uomo semplice. Lei e… una bestia! Tutte ie stelle di Hollywood invidiano il sue talento. Per conquistare Mosca non mi bastera comunque inscenare con lei un opera teatrale». [13]
Молодая дама взяла свою жертву за руку. Рука оказалась влажной и липкой, как будто ее облили сладкой водой. Врубельской стало противно. От напряжения душевных сил где-то в горле лопнул сосуд. Запершило. Однако она сверкнула счастливыми глазами и театрально бросила: «Вперед, Цезарь! Ползунков, не отставать! В третьем купе нас ждет клиентура. Так порадуемся же, господа!»
13
Великолепно! Только, пожалуйста, чуть спокойнее. У бедного мужчины от такой неожиданной и необыкновенной радости может лопнуть сердце. А она — бестия! Ее актерскому мастерству позавидовали бы все звезды Голливуда, вместе взятые. Для покорения Москвы мне придется сыграть с ней не одну пьесу (итал.).
«Bravo, grandiosita attrice!» — зааплодировал молодой человек, читающий Гиляровского. Он и еще несколько зевак пошли за ними следом.
Первобытный азарт — нескончаемая интрига в истории человечества.
Врубельская чувствовала себя как на экзамене. Всегда рядом, всегда неотступно за ней следовали огненные, дьявольские глаза Юрия Алтынова. Она мечтала этой ночью сыграть свою лучшую роль. Перед ней стояла задача разбудить, всколыхнуть чувствительные струны богатых пассажиров спальных вагонов, чтобы пополнить кассу «Букмекерского экспресса». Но не только деньги интересовали ее. Больше всего волновало ее признание главного режиссера труппы камерного театра. Она выходила на театральную сцену третьего вагона с благоговейным трепетом, как студентка перед сдачей зачета. Ее преимуществом был талант, ее спутником — удача, ее ангелом-хранителем — автор пьесы, носителями шпаргалок — хитроумный отличник Цезарь Кавось и простодушный хорошист господин Ползунков. Яркие составляющие давали ей чудесные привилегии. Врубельская была полна решимости воспользоваться ими на славу! Она рассматривала лица пассажиров, как рентгенолог — снимки больных, как гаишники — красные физиономии пьяных водителей, как пляжные кавалеры — девственниц среди сочинских отдыхающих. Она искала жертву. Чутье одаренного человека и опыт дамы полусвета подсказывали ей, что крупная рыба где-то совсем рядом. Ее голос звучал теперь очень эмоционально, а глаза блестели дьявольски соблазнительно.