Игрушка для мажора
Шрифт:
— Что это?
Давно хотела спросить, но как-то вылетало из головы.
А вот Ярославу мой вопрос не кажется таким безобидным — вон как помрачнел. Но, к счастью, играть в молчанку или уходить от ответа не стал — значит, ему и правда важно моё отношение.
— Это кольцо напоминает мне о брате.
— У тебя есть брат?
Не помню, чтобы видела где-то в доме его фотографии или слышала упоминания о нём в разговорах.
— Был бы, если бы мать не сделала аборт.
Ничего себе новости… Интересно, почему? Боялась испортить фигуру? Это единственная причина, которая приходила мне в голову, потому что вряд ли Елена Павловна боялась,
— Мне жаль… Когда это случилось?
— Мне было семь. Я не узнал бы об этом, но случайно услышал разговор родителей — что-то связанное со здоровьем матери, поэтому ей нельзя было рожать ещё.
— Интересно, он был бы таким же тираном, как и ты?
Ярослав усмехается, но как-то печально.
— Они — не он.
Что?
Очевидно, вопрос написан у меня на лице, потому что я слышу пояснение.
— У неё был не один аборт — далеко не один. У меня была бы большая семья с братьями и сёстрами, но носить на пальце столько колец было бы глупо, так что… — Он вытаскивает из ворота футболки тонкую серебряную цепочку, которая не была видна, и я замечаю ещё четыре ониксовых кольца, и снова перевожу взгляд на Ярослава. — Только после пятого аборта она, напившись в дрова, призналась, что попросту их не хотела, поэтому избавлялась — отец тогда был в ярости и чуть её не прибил, хотя стоило бы. А после он, видимо, ещё и узнал, что она меня нагуляла, и этого его доконало — поэтому он и ушёл.
Глаза парня на мгновение будто треснули, пока он держал цепочку, но видение исчезло так же быстро, как и появилось. Наверно, я впервые видела Полякова настоящим — не испорченным плейбоем, который всю жизнь получал, что хотел, а человека, которому не чужды человеческие эмоции: боль из-за потери братьев и сестёр, печаль, сострадание — даже чувство вины.
И это заставляло меня лишь ещё сильнее любить его.
— Я никогда не теряла родных, — тихо отвечаю. — Но я точно знаю, что чувствовала бы, если бы вдруг потеряла Глеба — такого и врагу не пожелаешь.
— Глеба? — хмурится Яр. Я что, снова вижу зачатки ревности? — Кто это?
— Мой младший брат, — успокаиваю, и Поляков меня обнимает. — Что ты делаешь? Люди вокруг!
— И что? — безразлично пожимает плечами. — Я делаю всё, что взбредёт в мою больную голову. И знаю, что тебе это нравится, так что терпи.
— Весьма самонадеянное утверждение.
Я действительно так думаю, но в разрез с собственными мыслями обнимаю парня в ответ — мне правда нравится, когда у него не возникает проблем с выражением своих эмоций, хотя лучше бы он об этом подумал утром, когда мы были дома и без свидетелей.
Может, я бы и не сбежала от него.
Ярослав целует меня в макушку и ведёт к машине; до универа ехать от силы минут пять, но мне хватает этого времени, чтобы засмотреться на его руки. А когда он чуть сильнее, чем нужно, сжимает руль, на его руках выступают вены, и напрягаются мышцы, я просто отворачиваюсь к окну.
Не хватало тут ещё окончательно на почве парня свихнуться…
После пар Ярослав поехал к Марку, потому что тот хотел с ним о чём-то поговорить — правда, не понимаю, почему нельзя было сделать это в универе или по телефону — но идти одной мне не пришлось: Карина сказала, что тоже хочет навестить родных в периметре, поэтому мы немного сможем пройтись вместе. Мы говорили почти всю дорогу, хотя я по натуре своей не очень разговорчива — разве что с близкими, или если кто-то из себя выводит — а тут просто не могла рта закрыть.
Глеб вполне себе мог заявиться в дом Поляковых и устроить разнос, а у меня и так неприятностей хватает.
Дом оказался пуст, но у меня при себе всегда был ключ от двери, так что попасть внутрь не составило труда. В последний раз я была здесь пару месяцев назад, и теперь чувствовала себя гостьей, которая вторглась в дом без разрешения. Это было глупое, но очень удачное сравнение. Я побродила по комнатам, которые совсем не изменились, прибралась немного, потому что мама наверняка придёт домой уставшая, и приготовила обед для брата. Было странно находиться здесь одной, но, кажется, мне не хватало этой тишины и покоя. Пошатавшись по дому, я прилегла ненадолго в нашей с Глебом комнате и незаметно для себя вырубилась.
— Ещё чуть-чуть, и я решу, что ты в коме, — слышу сквозь сон ворчливый голос брата. Раскрываю глаза и щурюсь, потому что этот малолетний идиот светит мне в глаза фонариком.
— Совсем спятил?!
— Я проверял, реагируют ли твои зрачки на свет. В доме такая вонь стоит — вдруг ты скопытилась и начала разлагаться?
Да, вот что значит быть сыном врача… Швыряю ему в лицо подушку, и брат начинает ржать.
— Родители вернулись?
— Ещё нет. Ты так крепко спишь, я тебя только с пятого раза разбудил. Тебе в новом доме совсем спать не дают, что ли? Чем ты там по ночам занимаешься, что дрыхнешь целый день?
Приподнимаю бровь.
— Что ещё за пошлые намёки? Может, у меня там круглосуточная оборона, а ты тут издеваешься.
— Ну не знаю насчёт обороны, но тебя там явно потеряли — твой телефон орал на весь дом раз двадцать.
— О Боже, а который час?! — Я в панике вскакиваю и хватаю телефон с тридцатью шестью пропущенными от Ярослава, что было неудивительно: я пришла сюда в три, а сейчас половина восьмого. — Меня же заживо закопают…
— У отца на работе есть экскаватор, так что не дрейфь, откопаем обратно.
Вот же засранец, ещё и ухмыляется — доволен своими «уместными» подколами. Набираю номер Полякова, и парень снимает трубку чуть ли не раньше, чем я слышу гудки.
— Прежде чем начнёшь орать, можно я вставлю два слова? — скрещиваю на удачу пальцы, потому что, зная его характер, не удивлюсь, услышав «нет» в ответ, но Яр не перебивает. — Я у родителей.
— Вообще-то, это три слова. — Он всё ещё зол, но вроде бы потихоньку оттаивает. — Я, конечно, в курсе, что у тебя проблемы с математикой, но не думал, что всё настолько плохо.
— Очень смешно, — мрачнею и отвешиваю подзатыльник смеющемуся Глебу. — Что-то случилось?
— А должно было?
— Нуу… Ты не поленился набрать меня тридцать шесть раз — для этого нужна веская причина.
— Я за тебя отвечаю, а ты не сказала, куда пойдёшь. Чёрт, даже я сказал тебе, что буду у Марка, хотя это и близко на меня не похоже, а ты просто свалила в туман.
— Ты переживал за меня?
Не замечаю, что начинаю улыбаться как влюблённая дурочка, но Глеб не забывает указать мне и на это, за что получает очередной подзатыльник. Я слышу в трубке какие-то посторонние звуки, но не могу понять, что это.