Игры Эн Ро Гримм
Шрифт:
Джек поспешно отвернул морду – тут же даже сквозь дым почуял свежую кровь.
На раздумья, впрочем, времени не было. Затычки из воска защищали, но шкура как-то подозрительно чесалась; и некстати вспоминались рассказы Сайко о «пастушьей дудочке», от звуков которой человек выворачивается наизнанку… В дыму что-то двинулось, и Джек бросился туда наугад, разевая пасть.
…наткнулся на что-то мягкое, по инерции сомкнул зубы…
«Это не кролик ведь», – пронеслось в голове.
К горлу подкатила тошнота, Джек отпрянул – да так и осел
С болот дул ветер, сырой и пахнущий дождём; он разгонял дым, пепел оседал на траве, и проступали постепенно очертания тела – человеческого тела, перекушенного пополам.
Крыс был неотвратимо и безвозвратно мёртв.
Флейту он продолжал сжимать в руке.
«Вот и всё», – подумал Джек.
А ещё подумал:
«Вот я и убил человека».
Хоть и не было другого выхода, хоть и вышло всё случайно, само собой, но чудилось отчего-то, что это уступка Неблагому.
Жор – то, что от него осталось, вернее, – валялся у самой границы поляны, там, где начинал расти вереск. Глаза щипало, скорее всего, от пепла; сильно тошнило. Джек кое-как выковырял из ушей воск и, скатав его в комок, сунул в карман. В голове звенело; что-то громыхало в вышине – может, и впрямь находила гроза. Он кое-как затоптал расползающийся от поляны огонь – не хватало ещё устроить на болоте пожар – пробормотал себе под нос:
– Женщина. Надо найти её и спасти, да…
Очень хотелось свалить отсюда подальше, но останавливала мысль о том, что кому-то сейчас хуже – и рассчитывать этому кому-то не на кого.
«Нужно допросить последнего».
Единственного выжившего из всей троицы Джек отыскал без труда – выволок из гущи вереска, несмотря на визг, и бросил на поляне, аккурат между располовиненным Крысом и останками Жора. Избавил от затычек в ушах, безжалостно раздавая затрещины, подобрал флейту и спросил в воздух:
– Правильно я полагаю, что хозяину, тому, кто играет, эта штука не вредит?
Пачкун, который до того, извивался, пытаясь уползти, и сучил ногами, замер и насторожённо обернулся.
– Ты, это, не надо, – попросил он заискивающим голосом. – Брось, я, это… всё, что надо сделаю! Правда-правда! – он пополз обратно, беспрестанно тыкаясь лбом в землю.
Видимо, это должно было изображать поклоны.
Отступив на полшага, Джек крутанул флейту в пальцах для большего эффекта и спросил:
– Та карта, которую ты смотрел… Она волшебная?
У Пачкуна аж лицо расплылось, как клякса, и губы затряслись от облегчения, когда он понял, что убивать его прямо сейчас не будут. Охотно, продолжая улыбаться и кланяться, он рассказал, что карта и впрямь волшебная – раз в день на ней можно увидеть расположение всех ключей. Путь до «замка», лабиринта, который открывали ключи, был на ней отмечен тоже. Джек забрал её себе; поколебавшись, он взял и золото, на которое указал ему Пачкун, и пузырёк сонного зелья, хотя и не представлял, куда его употребить
«Ладно, пригодится».
– А очки, которые были у Жора… – начал было спрашивать он, собираясь уточнить, как к нему попала эта волшебная вещь и жив ли ещё её хозяин. Но Пачкун, вошедший в раз, яростно закивал, не дослушав:
– Достану, достану! – и пополз к останкам, смердящим кровью и содержимым кишечника.
Джек не стал его останавливать; очки он забрал тоже, и прихватил золотистую пластинку-ключ, который Крыс хранил у себя на груди… Всё ощущалось, как сквозь ватную перину; виделось, как через мутное стекло.
– И последнее, – с трудом выговорил Джек; с Пачкуна он, впрочем, взгляда не спускал и многозначительно поигрывал флейтой, чтоб тот не вздумал делать глупости. – Где ваша пленница? Она ведь жива? Одна или другие есть?
– Одна, одна, остальных Жор того, употребил, – закивал Пачкун подобострастно. И ткнул пальцем за верещатник: – Вон там, где раздвоённая сосна, можно дёрн сдвинуть. Будет яма, а в ней и баба… Там и лестница есть, поодаль, в траве лежит, да! Показать? – посмотрел он снизу вверх, складывая руки на груди в замок, точно собирался помолиться.
Джеку стало противно.
– Нет. Иди.
Лицо у Пачкуна стало недоверчивое – и потерянное.
– Я… и впрямь идти могу?
По-хорошему стоило бы подобрать топор и снести ему голову, но Джек не был уверен, что сможет, а потому просто кивнул. Пачкун встал с коленей и, постоянно оглядываясь, побежал прочь с поляны, бочком, бочком, по тропинке среди вереска…
«Постой, – промелькнуло в голове. – Там же ловушка была… или нет?»
Но окликнуть старикашку он не успел – тот сделал ещё шаг, два… и с воплем рухнул куда-то вниз, точно сквозь землю провалился.
…это действительно была ловушка – яма с кольями на дне, замаскированная сверху дёрном на тонких-тонких жердях. Погиб Пачкун почти мгновенно: один кол пробил ему шею, а другой – грудь. Поразмыслив, Джек стащил в ту же яму тело Крыса, и туда же кинул проклятую флейту, переломив её о колено, а сверху закидал ветками и дёрном. Жор был слишком тяжёл, и потому он просто забросал его кое-как хворостом и землёй, обернувшись лисом: лапами рыть было сподручней, чем руками. На погребение это походило мало, но больше ничего Джек сделать не мог, а жечь не рискнул – он и так еле стоял на ногах и побоялся, что от вони попросту вырубится.
А дела ещё были – и важные.
Яма с пленницей, по счастью, обнаружилась именно там, куда указал Пачкун. И лестница тоже. Сдвинув в сторону щит из веток и дёрна, Джек посветил вниз импровизированным факелом из сушняка и крикнул:
– Эй, есть кто живой? Мне в трактире сказали, что люди пропадают… Вы там как, совсем пропали или ещё нет?
Внизу послышались странные звуки, не то кашель, не то смех, а потом женский голос, дрожащий и осиплый, ответил:
– Ну, конечно, пропала, но вроде жива…