Игры марионеток
Шрифт:
Не сложилось.
И это было очень обидно.
Внезапно она отложила письмо в сторону, и резко поднявшись из глубокого кресла, направилась к книжным полкам, занимавшим много места в просторном доме.
Эти полки, вкупе с большим плоским телевизором на стене и сложным музыкальным центром, были, пожалуй, были единственным украшением дома. Прочая обстановка — добротная, вполне — удручала, тем не менее, казенным однообразием.
Вот уже несколько лет она постоянно жила за городом, на государственной даче.
Ей предстояло добраться
Несколько лет назад она с трудом подавила в себе желание сжечь записную книжку, и пепел развеять по ветру, чтобы не вспомнить уже никогда о том, что было связано с этими записками.
Теперь же — почти обрадовалась тому, что записки целы, и даже нашлись довольно скоро.
Желание перечитать их немедленно было столь велико, что сброшенные книги, так и остались лежать на полу.
Женщина забилась в самый укромный уголок дома, и отключила телефоны.
Все.
Включая аппарат цвета слоновой кости, украшенный металлически значком с оттиском двуглавого орла — пресловутую «вертушку», или АТС-2.
Словом, средство правительственной связи.
«25 октября 1990 года.
Нельзя сказать, чтобы я совсем не готова была к этой встрече, отправляясь в Белый Дом сегодня.
И все-таки оторопела.
Вот как это было.
В его приемной, мы с Л. обрабатывали К. на предмет заключения с нами договора на правовое обслуживание их фонда.
К, впрочем, вовсе не брыкался, скорее, наоборот.
В этот момент дверь его кабинета отворилась, пропуская седого джентльмена с пышной шевелюрой и такими же пышными усами.
А следом неожиданно (для меня — неожиданно!) сам Г. появился на пороге.
Свита, доселе вольготно расположившаяся в приемной (кто — возле телевизора, кто — за компьютером и т. д.) стремительно мобилизовалась и окружила шефа плотным, трепетным кольцом.
По чистой случайности, я оказалась в самом центре этого магического круга.
Он что-то говорил кому-то по поводу своих ближайших планов.
«Еду в Дубну…. выдвигается Н.…. надо представить….»
На меня не отреагировал никак.
Просто посмотрел в упор своими круглыми глазами— буравчиками.
И не заметил.
Или не узнал.
Ничего удивительного, формально я представлена
Потом просто околачивалась в его приемной — благо помощники оказались приличными людьми! — в поисках какой — ни — будь работы.
Да и кто я такая, собственно, чтобы он меня помнил?
Девушка свободной профессии.
Дипломированный, правда, юрист, и даже адвокат (ну и что?!!), барражирующий в около политических водах.
Ни с чем пирожок, как говорила когда-то моя покойная няня.
Мне стало грустно.
Да что там, грустно.
Тошно и отвратительно, как, впрочем, все последние дни. Они, к слову, были очень подстать настроению — серые, слякотные, промозглые.
Он еще что-то говорил окружающим, а потом неожиданно протянул мне руку, и, притянув к себе, поцеловал, едва коснувшись щеки тонкими холодными губами.
Свита что-то докладывала, суетясь и перебивая друг друга, но Г. не слушал.
Не выпуская моей руки, развернулся и направился к себе в кабинет.
Он перебирал мои пальцы своими, тонкими, прохладными и неожиданно сильными, стоя совсем близко.
При этом, он продолжал разговаривать с кем-то из свиты, просочившейся в кабинет.
Из комнаты отдыха вышел тот самый Н., который баллотировался в Дубне, толстый, с младенческим румянцем на плохо выбритых щеках.
Г. не выпускал моих рук.
Мы так и стояли посреди его огромного кабинета.
Царедворцы толпились у двери.
Н. вкрадчиво переступал ножками по ковру, лучезарно, как лучшей подруге, улыбался мне.
Мне было весело и чуть-чуть неловко.
Последнее, впрочем, гораздо в меньшей степени, чем следовало бы.
Н., весь мед и сахар, сказал мне: «Здрас-с-сьте!»
Я сказала ему: «Ни пуха, ни пера!»
«Да-да…» — отозвался Н. весьма рассеянно.
А прохладные пальцы Г. все скользили по моим ладоням.
Тут выяснилось, что одной рукой я сжимаю дурацкую шариковую ручку — как рисовала какие-то схемы, убеждая К., так и вцепилась в нее мертвой хваткой.