Игры сердца
Шрифт:
На палубе баржи все обступили пилотов «Миров», видно было, как те рассказывают что-то, то есть не что-то, а что было интересного сегодня под водой…
– Нет, ну ты посмотри на этот Байкал! – хмыкнул Валик. – Только мы аппараты по штормовому предупреждению подняли – и пожалуйста, ни волн тебе, ничего!
Оглядевшись, Иван понял, что шторм действительно успокоился. Вернее, что грозное волнение на озере так и не сделалось штормом. И тучи уже исчезли с неба, как будто их вовсе не было, и солнце снова сияло, освещая Ольхон, по которому так и не удалось погулять – вот жаль-то как!
«И Марина, наверное, жалеет», – подумал он.
И сразу оглянулся
Его охватило то радостное предчувствие, которое он так любил. Это было предчувствие нового, неизвестного, которое он с каждым годом своей жизни ценил все больше, потому что с каждым годом все больше о жизни знал и, значит, область неизвестного для него становилась все меньше.
Он стоял на носу резиновой лодки, мокрая одежда холодила тело, и от этого он чувствовал в теле силу, а в голове ясность.
Иван помахал Марине в ответ и засмеялся тоже.
Глава 2
«Комфортно живем!» – подумал Иван, с удовольствием вытягиваясь на койке.
Каюты на барже в самом деле были оборудованы со всеми возможными удобствами, и жили в них по двое. Соседом Ивана был Андрей, но сегодня, в последнюю ночь на Байкале, укладываться спать Мартинов не торопился; его до сих пор не было в каюте. Собственно, и ночи уже осталось лишь пара часов: окончание сезона с вечера отмечали хотя и без особенных излишеств, но долго.
Волнения на ночном озере не было, баржа стояла на воде, как большой дом на равнине. Потолок чуть покачивался у Ивана над головой, но только от водки покачивался. Он даже пожалел на минуту, что вечером выпил: как-то приглушилось от этого приподнятое настроение, которое было у него весь день.
Но гулянка была уже в прошлом, а теперь можно было дрыхнуть без задних ног, что Иван и собирался делать.
Через минуту он с удивлением понял, что сна у него ни в одном глазу. Он перевернулся с правого бока на левый, потом на спину, на живот – сна не было. Как любой человек, подолгу работающий в полном напряжении сил, Иван умел засыпать мгновенно при всяком удобном случае; что такое бессонница, было ему неведомо. Потому он и удивился своему непривычному состоянию. Не идет сон! И что это значит?
Он сел на койке, покрутил головой. Хмель выходил из него довольно быстро, уже и весь почти вышел. Но что-то засело в голове как заноза, какая-то беспокоящая мысль. Значит, надо было сосредоточиться и мысль эту уловить.
Это оказалось нетрудно. Стоило Ивану прокрутить в голове все события сегодняшнего вечера, как он сразу понял, отчего не может уснуть.
Дело было в Марине.
С того дня на Ольхоне, когда Иван впервые прочитал в ее глазах веселый вызов, прошел месяц. В этот месяц они перешли из Ольхонского залива в Баргузинский – туда, где прямо из дна озера била нефть. Иван несколько раз погружался на дно, и явление это, которое до сих пор собственными глазами не наблюдал никто, потому что до прибытия на Байкал «Миров» его изучали только инструментальным способом, произвело на него необыкновенное впечатление. Было в медленно клубящихся темных подводных облаках нефти что-то марсианское, тревожное и завораживающее… Даже то, что потом ночь напролет пришлось отмывать аппараты, которые все были перемазаны нефтью, не испортило впечатления.
В
И сегодня, когда сидели на палубе баржи за прощальным ужином, Марина смотрела на него тем самым взглядом, который был самой приятной частью этой игры. И улыбка на ее губах тоже играла, и в каждом слове, обращенном к нему, была эта живая игра. Ему даже на минуту захотелось тогда, чтобы экспедиция поскорее закончилась, и они вернулись бы в Москву, и…
«Так ведь закончилась уже экспедиция! – наконец сообразил он. – Работа уже закончена, и Марина, конечно, ждала, что я… Конечно, она поняла, что я не хотел в экспедиции все это… Любая умная женщина, которая в мужском коллективе подолгу работает, это поймет, а она вот именно что умная и, конечно, поняла… Но сейчас-то работа закончена! Ну, дура-ак!»
Иван быстро встал с койки, оделся.
«Долго, интересно, Андрюха еще гулять собирается?» – подумал он.
Но подумал он это, уже выходя из каюты. Обстоятельства, при которых все произойдет, детально обдумывать не следовало. Будет как будет – разберемся.
На палубе было пусто и тихо. Баржа стояла в ночной тьме как в воде – так же, как стояла она на глади Байкала.
Но тьма все-таки была не абсолютная – на востоке уже брезжила над водой светлая полоска, еще и не полоска даже, а предвестье ее, предчувствие. И там же, на востоке, стояла у борта Марина. На фоне неба виден был только силуэт, но Иван сразу узнал ее по тяжелому узлу волос, по стройной фигуре. И поворот головы, одновременно решительный и покорный, – его было ни с чьим не спутать.
– Марина… – позвал он.
Она обернулась. Глаза его привыкли уже к темноте, и он видел выражение ее лица ясно. Не то чтобы как днем, а… Без преград, вот как.
– Я думала, ты спать пошел, – сказала она.
Она произнесла это простым, даже будничным тоном.
«Ну а как она должна была сказать? – подумал Иван. – И что сказать? Я ждала тебя всем сердцем?»
Конечно, Марина не могла бы произнести такую глупость. Да, собственно, не имело значения, что она сказала словами – ее глаза говорили больше любых слов. И этот поворот головы, эта склоненная корона… Он подошел к ней почти вплотную. Теперь ее глаза были видны ему совсем, их не надо было домысливать, они поблескивали прямо перед ним.
В глазах стояло ожидание. Маринины губы приоткрылись – совсем чуть-чуть, разомкнулись только. Иван наклонился и поцеловал ее. Сейчас он уже не чувствовал неловкости от того, что его намерения будут для нее слишком очевидны и поспешны, как тогда, на Ольхоне. Они уже поговорили друг с другом немало – по-дружески они разговаривали, по-человечески, – и никакой поспешности в их простом порыве друг к другу теперь не было. Должно было это между ними произойти, и вот происходило наконец, без спешки и без опоздания, точно вовремя.