Их любимая кукла
Шрифт:
– Нет. Твои ус-с-словия мы считаем неприемлемыми. Биосинтезоиду, зараженному твоей сущностью нет места на наш-ш-шем корабле, – жёстко чеканит змей.
Позвоночник сковывает льдом. Не в силах сделать вдох, я до тёмных пятен перед глазами всматриваюсь в его суровое лицо. Что он хочет этим сказать? Что это означает для меня?
– А как же быть с разумом Жени, который сейчас находится в этом биосинтезоиде? – в наигранном ужасе восклицает Хамана. – Неужели вы откажетесь от своей женщины? Променяете её на свою так
– Игруш-ш-шка не может быть превыше долга, – роняет сухо Са-ард, пробивая дыру в моей груди, и развернувшись, направляется обратно к двери.
Пошатываясь, я в немой наивной надежде смотрю на Шоа-дара. Неужели и он... предаст?
Тот наконец тоже поднимает на меня взгляд. Сожалеющий, как мне кажется. В серебристых глазах приговор... для меня.
– Прости, малыш-ш-шка. Нам было хорошо вместе. Но увы, – пожимает он плечами. И следует за братом.
Нет. Нет. Нет. Они не могли. Не могли так поступить со мной.
Перед глазами всё плывёт. Кажется, будто моё сердце только что выдрали из грудной клетки, оставив там кровоточащую рану. Не думала даже, что в искусственном теле возможна такая вымораживающая, сжигающая душу, боль.
Смотря в спину удаляющимся на-агарам, я сам не замечаю, как оседаю на пол. Глаза жжёт огнём. Воздуха не хватает. Хочется что-то сказать им вслед, но из горла вырывается только задушенный хрип.
Лучше бы я умерла, чем чувствовать это.
– Как жаль, – сочувственно тянет Хамана, вдруг оказавшись за моей спиной. Склоняется ко мне, касаясь губами уха. – Видишь, какие они? Мужчины, – фыркает презрительно, с ненавистью. – Все они такие. Используют, играют, предают. Разве стоят эти животные твоей боли, твоей преданности?
Наверное, нет. Я не знаю... ничего не знаю... дышать не могу.
Дверь за на-агарами закрывается. Навсегда отсекая меня от тех, кого я успела полюбить всей душой и всем своим наивным, глупым биосинтезоидным сердцем. Я ведь знала, что миссия для них превыше всего, но не думала, что это будет так больно. Услышать подобное, увидеть их равнодушие…
За что они так со мной?
– Ур-р-р, – несмело подаёт голос Трещотка, ласково тыкаясь лбом мне в плечо. Трётся, словно большой ласковый кот. Словно пытается утешить.
– Что со мной теперь будет? – спрашиваю сипло, на автомате погладив друга-гусеничку.
Обойдя меня, Хамана становится напротив, смотрит теперь в глаза, завораживая бездонной тьмой своего взгляда.
– Теперь ты сможешь принимать решения сама. И если согласишься уступить мне это тело, я верну твой разум в твоё собственное, – обещает она.
Звучит… обнадёживающе.
Может, вернувшись, я забуду это всё? Забуду их. Избавлюсь от этих проклятых чувств. И перестану ощущать себя пробитой насквозь?
– Что для этого нужно? – уточняю безжизненным тоном.
– Всего лишь твоё добровольное
У меня чуть не вырывается безрассудное «Согласна», но что-то дёргает внутри, заставляя остановиться. Даже в таком раздавленном омертвевшем состоянии я не могу вот просто так взять и довериться.
– Я… я могу подумать? – поднимаю взгляд на свою собеседницу.
Прекрасное, хищное лицо на миг искажается досадой. Но она быстро берёт себя в руки.
– Конечно, – воркует ласково. – Немного времени на раздумья я могу тебе дать.
– Ур-р-р-р, – Трещотка забирается ко мне на колени, давая прекрасный повод отвести наконец взгляд от моей жутковатой собеседницы.
Она по-прежнему пугает до дрожи. Ещё больше теперь, когда меня ей попросту отдали. Словно ненужную вещь.
Мысль обжигает льдом, заставляя судорожно вздохнуть.
Рассеянно поглаживая своего маленького товарища, я снова бросаю больной взгляд на дверь, за которой скрылись на-агары. Зубы сводит горечью. В голове до сих пор не укладывается то, что произошло. Их поступок. Как бы я себя не убеждала, что они мне ничем не обязаны, как бы не пыталась принять тот факт, что долг для них куда важнее, душу всё равно разъедает жгучая обида и гнев.
Как они могли быть настолько циничными, жестокими? Настолько равнодушными… Как могли меня так унизить? Бросить... За что?
После всего, что между нами было, после того, как они меня защищали, и обещали помощь. Неужели все их слова, намёки, все взгляды, вся нежность и забота были ложью, игрой? Я не ожидала от на-агаров любви – это было бы, наверное, наивно с моей стороны. Не давала воли своим безумным надеждам на наше невозможное общее будущее. И уж точно не ждала, что братья ради меня пойдут на риск и какие-то жертвы.
Но то бессердечное равнодушие, которое они продемонстрировали... Нет, не понимаю. Не могу понять.
Боль в груди ширится, ядом растекаясь по венам. Отравляя, кажется, всё моё существо.
– И долго ты ещё собираешься сидеть тут и жалеть себя? – неодобрительно интересуется Хамана, заставляя вздрогнуть. – Ты теперь свободна от них. Забудь. Твоё будущее зависит от тебя. Если примешь мои условия, вернёшься домой в своё тело. А если признаешь меня своей Богиней, получишь всё, чего пожелаешь.
Ого. Ставки растут? И всё же, какая она сука.
– Серьёзно? Всё, чего пожелаю? – поворачиваю к ней голову. Злость вскипает в душе с ещё большей силой.
Вот, кто виноват во всём. Вот, из-за кого я сейчас здесь, а те, кого я люблю, выбрали не меня. Ради чего?
– Да, деточка, – снисходительно тянет это коварное создание. – Я не оставляю без присмотра тех, кого… спасла. И даже когда ты очутишься дома, смогу дать тебе очень многое. Удачливость, богатство, власть, мужчин. Чего ты желаешь?