Их пленница
Шрифт:
Мне нравилось зависать в вип-зале. Я привыкла к музыке и перестала замечать, как белый шум. Я сидела между ними, обычно полулежа — опираясь на кого-нибудь из них, пила, рассматривала зал. Такими были мои вечера.
Томная пустота, заполненная негой, но мне нравилось. Я ценила ощущения и детали. Гладкая рубашка Руслана под щекой. Очень тонкая, мягкая, она мгновенно проводила тепло. Любила их запахи. Любила ощущение ледяного стекла бокала в пальцах, пузырьки на губах, когда пила игристое вино. Ценила эти мелочи. Наслаждалась каждым мигом с ними.
Я
Мне нравился даже дым сигарет, хотя я раньше не курила. Я клала подбородок на бицепс Зверя или носом утыкалась Руслану в плечо, и дышала, тихо и нежно, чтобы им не мешать. Наверное, такое же ощущение счастья чувствует собака рядом с хозяином.
Я так их любила… Я была им предана, я в них верила, знала, что и меня любят тоже.
Когда они отпустили меня — я не ушла. Еще и боялась, что начнут прогонять.
Но они привыкли ко мне тоже и на целых два года стали моей семьей. Моим счастьем.
А теперь и моим наказанием.
В клуб я вошла без сомнений.
Если меня хотят видеть — лучше не спорить и ничего не бояться. Хищники питаются страхом.
Народа было не слишком много, но музыка уже гудела, а вокруг барной стойки все занято. Леонард увязался следом, как караульный пес.
Мне бы сейчас в тишину, отдохнуть, выпить кофе и лечь поспать, чтобы к утру проснуться здоровой и веселой. Ах, эта вечная погоня за фантомами…
В полупустом зале для вип-клиентов я обошла золоченые клетки — как для канареек, только в человеческий рост и на постаменте. Три в ряд прямо по центру зала. Две из них были пустыми, а в третьей по счету под музыку слегка извивалась девушка. Не танцевала, а только делала вид, словно попала сюда не по доброй воле.
Вблизи я ее узнала.
В человеческом облике я видела ее впервые. Не очень высокая, стройная блондинка. Оттенок волос был теплым, ей очень шла золотистая пудра, которой она была перемазана, как в рекламе косметики. Полные красивые губы, волосы до плеч — она была хорошенькой и юной. На ней был блестящий бикини, а на плечах лежал широкий золотой ошейник-цепочка. Тот самый, что был на леопардице, которую чуть не сожрали в кабинете.
Заметив меня, она обхватила прутья руками.
— Помоги мне, — взволнованно позвала девушка, тоже узнала.
Я прошла мимо, опустив голову. Раз ее держат в клетке — у них есть причина.
Девушка шла вдоль решетки, хватаясь за прутья. В голосе появились слезы, когда она поняла, что я включила полный игнор.
— Не бросай меня! — крикнула она. — Поговори с ними! Прошу!
Она прижалась к прутьям красивым животом, под слоем пудры я увидела грубый рубец. С таким животом и ногами ей бы профессионально танцевать… Я обернулась: девушка смотрела вслед, глаза были полны мольбы.
И зачем я обернулась, твою мать?
— Да не могу я тебя выпустить! — заорала я, разозлившись. — Не могу! Отвяжись!
Я резко развернулась и быстрым шагом пошла в кабинет мальчиков.
— Оливия! — слабо позвала она и, кажется, расплакалась.
Дверь в кабинет я толкнула сильнее, чем нужно — сильно злилась. Злилась на свою слабость и беспомощность. Не по моей вине она сидела в клетке, но именно я ощущала себя виноватой.
Кир по-хозяйски развалился на диване, забросив ноги на столик. До того, как я вошла, он играл со своим ножом, подбрасывая его в воздух, но теперь остановился.
— Фасолька, — он улыбнулся и скулы стали острее. Лезвие серебрилось в тусклом свете, словно хищная пиранья, нацелившаяся на добычу.
— Привет, — в кабинете он оказался один. — Где Руслан?
Кабинет хранил следы попоек и веселья. Ночью мальчики развлекались: под столом, вокруг дивана батареи пустых бутылок. Пахло тяжелой вонью старой пепельницы и спертым воздухом. С их бедокурством даже вентиляция не справляется. Раньше они не курили… Хотя, возможно, это не их окурки.
Я оглядела это все и уставилась в его бесконечно добрые серые глаза.
— Можно задать тебе вопрос, Зверь?
Кир самодовольно развел руками, мол, валяй.
— Та блондинка в клетке, что она здесь делает?
— Какая блондинка? — он так натурально нахмурился, что я ему поверила.
— Девушка-леопард, которую чуть не съели заживо, — напомнила я. — Теперь вспомнил?
— А! — он расхохотался и по одной спустил ноги на пол, наклонился вперед, поигрывая ножом, будто наш разговор ничего для него не значит — игра интереснее. — Эта блондинка… Что еще с ней делать… Ее тут бросили, не отпускать же. Сама подумай, Оливия, — он поднял жесткий взгляд. — Как я буду выглядеть в глазах врагов, если начну отпускать всех, кого к нам приводят? Как бесхребетная размазня? Пусть танцует.
— Она просила ей помочь, — сообщила я.
Сама не знаю, чего хочу добиться, я не смогу уговорить его отпустить девушку. Но меня просили о помощи, а я ушла. Мерзкое чувство вины разлагало душу.
— Так давай, и я попрошу, — Кир подался вперед, пристально глядя в глаза. — Помоги мне, Оливия.
Во взгляде больше не было защитной завесы из веселья, в их глубине был настоящий Кир. Которого я знала по воспоминаниям, который иногда снимал с себя маску и улыбался мне душой. Он не такой, как остальные, но он искренний. Я хорошо его знаю.
Но сейчас не понимала, игра или настоящий крик о помощи.
Кир не кривлялся, не веселился — в чем-чем, а в веселье он знал толк. Он не молил — глаза остались жесткими. Я засомневалась в шутке.
Глава 15
— О чем ты? — нахмурилась я.
— Вернись домой.
Опять! Я сжала кулаки в бессильном гневе.
— Я не могу! И ты знаешь, почему, — жестко добавила я. — Прошу, если ты меня любишь, если вы оба любите, перестаньте! Я не хочу об этом говорить, не хочу вспоминать, Кирилл!