Их тайный гость
Шрифт:
Даниил был на шесть лет старше и в студенческой компании считался непререкаемым авторитетом. Единственный сын интеллигентных родителей, выпускник психологического факультета главного вуза страны, он умел вести себя так, что его слушали с открытыми ртами, с восторгом внимали каждому его слову и верили безоговорочно.
Не стала исключением и Арина. Она безоглядно влилась в толпу обожателей Даниила, состоявшую, как ни удивительно, не только из тонко чувствующих романтичных девиц, но и из большого числа представителей мужского пола.
Собирались они на квартире старенькой бабушки одного из данииловцев, как иногда себя называли. Хозяйка частенько
Даниил в свои двадцать шесть лет нигде постоянно не работал, зато целыми днями занимался тем, что собирал вокруг себя людей. О том, зачем ему это было нужно, двадцатилетняя Арина даже не задумывалась. Ей было не до этого. Попав под абсолютное влияние своего кумира, она безоглядно влюбилась.
Почему именно её Даниил выделил из многочисленных обожательниц, Арина поняла много позже. А тогда, в девяносто четвёртом, она об этом не думала и была безоговорочно счастлива уже тем, что он обратил на неё своё внимание. Вскоре они стали называть себя мужем и женой, хотя официально свои отношения так никогда и не оформили. Что потом, спустя двенадцать лет, очень помогло Арине.
Когда Даниил, вдруг ставший называть себя Венцеславом и требующий того же от своего окружения, решил, что они должны уехать в Сибирь и основать там поселение, Арина с готовностью последовала за ним. Там и прожила следующие одиннадцать лет, родив Венцеславу двух дочек, которых он назвал странными именами. Но она и тогда не спорила с мужем, во всём, абсолютно во всём подчиняясь ему. Только почему-то чувствовала себя всё более и более несчастной. Венцеслава она уже давно, очень давно не любила и про себя называла Василиском, чувствуя, как он сосёт и сосёт из неё силы и жизнь. Ей даже казалось, что уже высосал почти совсем, и она скоро умрёт. И было невозможно жаль дочерей, особенно маленькую Марту, которая, кроме неё, никому была не нужна. Но сил бороться уже не было. И она просто безвольно ждала, когда придёт её черёд умирать.
А потом случилось то, что сама Арина про себя иначе как чудом и не называла.
Совсем уже сломленная и совершенно не понимающая, в чём черпать силы и как жить дальше, однажды в самом начале осени Арина пошла за грибами. Вернее, так она сказала в Братстве. А сама просто хотела побыть одна, без постоянных соглядатаев, наушников и фискалов, каких в вотчине Венцеслава было великое множество.
Она всё рассчитала совершенно верно. День был пасмурным, то и дело принимался моросить мелкий, но от этого не менее неприятный дождь, и желающих составить ей компанию не нашлось. На что, впрочем, она очень надеялась.
Никаких грибов она, разумеется, не искала. Собирала их разве уж, совсем под ноги лезли. И поэтому через пару часов на дне большого лёгкого лукошка сиротливо перекатывались несколько разномастных трофеев.
Почти налегке, погрузившись в какое-то забытьё, Арина ушла далеко. Эти места ей, прожившей в тайге столько лет, были не знакомы. Она с вялым интересом разглядывала еле видную тропку, убегавшую за начавшие уже желтеть лиственницы, большую поляну, высокие кедры… И вдруг услышала за деревьями близкий звон колокола.
Ни о какой православной церкви в окрестностях она не знала, очень удивилась и зачем-то пошла на звук.
Оказалось, она была уже почти на опушке леса. Чуть в отдалении Арина разглядела довольно большое, но – даже издалека видно – наполовину нежилое село. На его окраине, на невысоком холме стояла церковь.
Арина и сама не понимала,
Но в тот день, когда сил для жизни уже не хватало, и оставалось только медленно умирать, Арина инстинктивно потянулась к храму.
Двери церкви были не заперты, но внутри никого не оказалось. Усталая от давно уже царящего в душе разлада, от непрерывной тоски и много, так много недель толком не спавшая Арина села на скамеечку, стоявшую вдоль стены, вытянула ноги и… уснула. Проспала она, очевидно, долго, потому что, очнувшись, обнаружила себя свернувшейся калачиком всё на той же лавке, а солнце, которое пробилось через тучи и выглянуло, когда она вышла из леса, лилось уже не в южные окна, а в распахнутые двери, выходившие на запад.
Смутившись, она резко села, спустив ноги на пол и быстро, воровато огляделась. В храме по-прежнему никого не было. Но рядом с ней на лавке стоял небольшой подносик с чашкой, в которой темнел, очевидно, квас, и куском хлеба. А на то место, где только что лежала её голова, был заботливо подстелен сложенный в несколько раз тулуп.
Чувствуя себя почему-то героиней сказки про аленький цветочек, о которой всемерно заботится невидимый хозяин, Арина встала, оправила волосы, длинное своё домотканое платье и косынку и негромко благодарно сказала, обращаясь к иконостасу:
– Спасибо.
Ей никто не ответил. Она села и аккуратно съела свежайший вкусный хлеб и выпила квас, который вообще-то не любила, но тут просто не могла оторваться – так вкусен тот был.
Едва она успела расправиться с немудрёным своим то ли обедом, то ли ужином, как раздались быстрые шаги и в храм вошёл священник. Тогда она ничего о нём не знала и так и подумала: священник. Испугавшись, она вскочила.
Невысокий пожилой батюшка ласково улыбнулся и констатировал:
– Проснулась, пташка.
– Здравствуйте, - еле слышно произнесла Арина и покраснела.
– Здравствуй, здравствуй, девочка, - батюшка подошёл к ней, сел на скамейку и похлопал по дереву:
– Садись, деточка. Поговорим.
Она послушно села. И они поговорили.
С того дня жизнь Арины изменилась. Она теперь знала для чего и как надо жить. И знала, что совсем рядом с ней служит Господу и людям иеромонах Серафим, человек, который спас её и который молится за неё.
Ноябрь 1987 года – июль 2008 года